|
Анна упала в кресло, стиснула колени и зажмурилась. Как она вообще могла позволить такое? Почему не убежала сразу? Да, Владимир был пьян, но раньше он никогда… Он в последнее время вовсе её не замечал, а сегодня… только что… прижал к стенке у лестницы, смотрел в глаза шальным взглядом и… Анна сильнее сжала колени, от воспоминаний её бросило в жар. Владимир дерзко провёл ладонями по её телу, задержал руку у неё на груди и довольно улыбнулся. Только тогда она оттолкнула его и побежала в свою комнату. Конечно, она ему не нравится, нет! Он давно ненавидит её! Во всяком случае уже пару лет делает вид, что не замечает крепостной воспитанницы отца. И сейчас решил унизить её ещё больше, как обычно напомнить о её месте. Как хорошо, что он скоро уедет и его не будет на её дне рождения! Ей исполнится уже шестнадцать, и дядюшка обещал поставить спектакль с ней в главной роли. Анна улыбнулась и расправила плечи, встала, прошлась перед зеркалом. В зеркале отразилась худенькая девочка-подросток, длинноногая, как оленёнок. Разве такая может понравиться молодому красавцу, избалованному вниманием светских дам. Но как она не успокаивала себя, за ужином девочка не смела поднять глаза, а ночью воспоминания принялись терзать её с новой силой. Владимир разбудил в ней неведомые ранее чувства. Стоило закрыть глаза, и Анна снова ощущала жаркие его руки на своём теле. Она спала плохо, вертелась, пока не сбила все простыни. Утром горничная подозрительно посмотрела на растерзанную постель, но промолчала. Когда Владимир вернулся в столицу, Анне стало легче. Спустя год она уже почти заставила себя забыть об этом происшествии, да и молодой Корф, приезжая домой, даже не смотрел в её сторону. Но покой её скоро был бесцеремонно нарушен. Владимир собрался в путешествие в Индию, и по этому случаю закатил накануне отъезда вечеринку в трактире. Анна засиделась с книжкой в библиотеке и опомнилась только, когда громко хлопнула входная дверь. Девушка с сожалением отложила книгу, поправила шаль на плечах и направилась в свою комнату. Но на лестнице её ждало препятствие. Владимир Иванович сидел на ступенях с бутылкой в руке. - А-а-анна… - протянул он, ухмыляясь, отпил прямо из горлышка и отставил бутылку. Девушка попыталась юркнуть мимо него, но он поймал её за юбку. - Куда же ты, козочка? – засмеялся барон и встал неожиданно легко. И снова Анна оказалась притиснутой к стене горячим мужским телом. Владимир щипнул её губами за ушко, а руки его властно легли на её бедра, погладили по ягодицам, сжали грудь. - Пустите! – она стала вырываться. Он усмехнулся и выпустил её. Анна вбежала в комнату и заперла дверь трясущимися руками. Всё, что она хотела забыть, нахлынуло с новой силой. Старые воспоминания смешивались с новыми. Она со стоном уткнулась в подушку, не зная, как унять почти болезненный жар внизу живота. Провертевшись до утра в постели, девушка решила, что её спасением станет только холодное безразличие. Незачем красавцу-повесе знать, как он действует на неё. Впрочем, утром Владимир презрительно поджал губы, увидев за столом ту, что отец навязчиво прочил ему в сёстры, и совсем не заметил её ледяного молчания. Целых два года Анна была избавлена от своих волнений. Даже откровенные жаркие сны она научилась забывать с рассветом, укрепляясь в своём решении заковать сердце в ледяную броню. Но доспехи её были слишком хрупкими, пока девушку не научили Танцу. И тогда она поняла: не броня ей нужна, а накидка. Через которую не проникнет даже самый проницательный взгляд. И она придумала её, соткала из осенних затяжных дождей, расшила морозными иглами снежинок и надёжно спряталась за её обманчивой прозрачностью. Сквозь эту вуаль Анна только грустно улыбалась неловким попыткам Никиты ухаживать за ней. *** Анна любила рассветы. Особенно летние. Когда утро прячет в серо-розовом покрывале звёзды, и росная трава такая душистая. Девушка быстро пробежала по лугу и спустилась к купальне. Над озером висел редкий туман. Анна скинула рубашку и нагишом вошла в тёплую, как парное молоко, воду. Наплававшись, она повернула к берегу и застыла. У самой воды, ухмыляясь, стоял Владимир Корф и держал в руке её рубашку. Анна бы покраснела, если бы не её вуаль. Прозрачная накидка исправно берегла свою маленькую хозяйку. Девушка окинула молодого мужчину безразличным взглядом и неторопливо вышла на берег. Смахнула ладонями воду с тела и забрала рубашку из рук остолбеневшего парня. Он стоял деревянным болваном, растеряв былое нахальство и совсем забыл попенять крепостной, что негоже не здороваться с хозяином. Иван Иванович очень обрадовался возвращению сына, и Анна старалась ничем не омрачить эту радость. Она избегала попадаться на глаза Владимиру и молча сносила все издёвки и попрёки молодого барона, когда уйти не было возможности. Ведь его язвительность не могла больше ранить её, она запутывалась в тонких нитях дождей и бессильно соскальзывала по снежинкам вуали. Владимир побыл дома недолго, уехал сначала в Петербург, потом на Кавказ. Анна как могла подбадривала опекуна, читала и перечитывала ему письма, выслушивала бесконечные воспоминания, старательно подновляя свою вуаль. Слава Богу, в этот раз ей удалось не встретиться с Владимиром перед его отъездом, а сны - это всего лишь сны. Анна надеялась, что со временем воспоминания перестанут быть такими отчётливыми, а когда она полюбит по-настоящему – вовсе исчезнут. И вот – этот день настал. Она влюбилась. *** Она теперь жила словно в волшебной сказке, мир вокруг сиял и переливался счастьем. Михаил Репнин был воплощением всего, что можно желать. Красивый, умный, добрый, весёлый. И хоть Владимир злится, когда видит их вместе, ей всё равно. И дядюшка полностью одобряет ухаживания князя. Анна порхала беззаботной птичкой, даже не предполагая, что это может внезапно закончиться. Несчастье налетело, как порыв ветра. Словно злой осенний сквозняк задул единственную свечу, озаряющую комнату. Умер её защитник, её опекун. Умер преждевременно, не успев освободить её. Если бы не Миша, Анна осталась бы совсем одна. Даже её вуаль не спасла бы от произвола нового хозяина. Прошло несколько дней, но Владимир не спешил выгонять её из комнаты и решительно отмёл предположение управляющего о виновности Анны в смерти старого барона. Она даже стала думать, что заблуждалась насчёт Владимира, и он не так уж и ненавидит её. Он не кривился, видя её за столом, и даже смотрел с благодарностью, когда Анна смело заступилась за него перед Забалуевым. Но она опять ошиблась. Хотя... скорее всего это вина не Владимира, а её самой. Она возомнила себя равной дворянам, влюбилась в князя. Даже осмелилась надеяться на взаимность. Ведь он поцеловал её! Анна очень хорошо помнила этот поцелуй и досадовала на себя. Ведь в этот самый момент перед глазами вставали совсем другие видения. И она сжимала в руках ткань сюртука Михаила, стараясь избавиться от наваждения. С ним она хотела быть собой, быть настоящей, но не могла. Неощутимое прозрачное покрывало было с ней всё время. Анна убеждала себя, что любовь сотворит чудо, но чудо запаздывало, а хозяин приготовил для неё новое унижение. Девушка бестрепетно выслушала свой приговор. Если бы взгляд Корфа был хоть чуточку мягче, она могла бы надеяться на снисхождение, но барон был в бешенстве. Он злился на неё. Злился так, как никогда прежде. И он хотел её позора. Он хотел, чтобы она станцевала Танец для его гостей. На следующий день Анне показалось, что Владимир смягчился, но впечатление было обманчивым. Он хотел её унижения с неменьшей силой, чем накануне. Только теперь он хотел выставить её лгуньей перед Мишей, словно зная, что это для нее больнее всего. Только вчера она призналась князю в любви и сегодня должна отказаться от своих слов. Нет, она не сможет... Хозяина это разозлило ещё больше, он заступил ей дорогу и не собирался принимать отказ. Казалось, еще секунда, и он схватит её и снова припрёт к стене, но он вдруг отступил. И Анна, торжествуя свою маленькую победу предпочла не заметить особых ноток в его голосе. Аня! - это прозвучало непривычно нежно. Настолько непривычно, что девушка просто отмахнулась, решив, - ей почудилось. - Когда-нибудь вы пожалеете о том, что сделали. - пообещала она. Уже у себя в комнате она зябко повела плечами. Возможно ли, что Владимир готов был отменить свой приказ? Ради друга? И тут же ответила – Нет. Он никогда не признается, что неправ. Никогда. А это значит, что ей придётся танцевать. Странно, но Анна не боялась. Ей не было даже стыдно, ведь зрители всё равно не увидят её. Вуаль отведёт им глаза. Только Миша… Что он скажет? Настало время признаться, всё одно – её сказка закончилась. Но Репнин был так занят расследованием, что Анна не решилась рассказать ему правду. Тем более, что он не должен был увидеть её танца. Вот уж воистину – человек предполагает, а Бог располагает. Танец стал её окончательным триумфом. Владимир не смог спрятаться за обычной бесстрастностью, горящий взгляд выдавал его. Анна смаковала свою победу, извивалась на ковре, забыв об еще одном госте и о музыкантах. Были только Он и Она. И она властно набросила шарф Ему на шею, обращая Его в раба. А потом её всемогущество рухнуло, осыпалось крошевом осколков, разбившись от чужого взгляда. Михаил смотрел на неё, как будто она превратилась в мерзкое чудовище. Музыка смолкла, и в наступившей тишине звук шагов князя казался нестерпимо громким. Он прошёл через комнату, не глядя на Анну, сидящую на полу. Она вскочила, побежала за ним, она хотела ему объяснить! Только Владимир не пустил. Схватил за руку и велел продолжать танец, словно можно было вернуть то волшебство. Но ничего нельзя было вернуть. Ничего. Её любовь на поверку тоже оказалась фальшивкой. От начала до конца. Стекляшка, а не алмаз. Миша даже не захотел ничего слушать, он просто вскочил на коня и уехал, оставив Анну на коленях в снегу. Слёзы побежали по щекам, превращались в льдинки и вплетались в воздушную ткань вуали. Теперь в её покрывале появились росчерки сердечной боли, отчаяния и бессилия. Девушка провела ладонями по щекам, смахивая ледяную корку. Хозяин велел ей продолжать танец, и она так и сделает. Анна вернулась в столовую, Владимир сидел там один. Свечей стало значительно меньше, в углах комнаты колыхалась темнота. Девушку не обмануло его безразличие, теперь, сквозь свою вуаль она видела всё очень чётко. Он должен пожалеть о своём приказе, и он пожалеет! Водка обожгла рот, Анна с такой силой опустила рюмку на стол, что она разбилась. Но что значила боль в иссеченных стеклом пальцах по сравнению с болью в сердце, израненном осколками любви. Она соблазняла его, дотрагивалась, провоцировала. Но она была не готова к тому, что лишится своей брони. Стоило губам Владимир коснуться её тела, и в волшебной вуали появились огромные дыры. Его руки, губы превращали роскошный с таким трудом сотканный плащ в обрывки, в обгорелые клочки. Анна с силой потянула мужчину за волосы, отодвигая от себя, спасая то, что ещё можно было спасти. И выдохнуть издевательски: - Хозяин! Какой же ты хозяин, если целуешь руки крепостной! Он резко дёрнул её руки вниз, отталкивая, медленно посмотрел её в глаза и поднялся. - Хозяин… - с новым интересом оглядел её и повторил: - Хозяин… Его руки провели по её волосам, по плечам, словно смахивая остатки тонкой паутинки. И Анна теперь стояла перед ним совсем без защиты. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, которую повадился задирать барчук. Нижняя губка предательски задрожала, хотя слёзы пока удавалось удерживать. А вредный мальчишка вдруг обнял её, притянул к себе и уткнулся лицом ей в шею. - Я – твой хозяин. Только я! – прошептал он и понёс Анну наверх. Владимир не стал раздевать её, просто опустил на кровать и укрыл одеялом. Щёлкнул замок – хозяин оставил её в покое. Девушка только задремала, как явился управляющий. Она торопливо приподнялась, глядя на него. - И костюм не сняла, станцуешь мне! Чем я хуже барина? – ухмыльнулся Карл Модестович. Анна видела его лицо, ехидно шевелящиеся усы, и её терпение лопнуло. Ярость, ненависть затопили всё её существо. Она схватила первое, что попало под руку с тумбочки и швырнула в наглеца. - Убирайтесь! – зашипела рассерженной кошкой. - Что же ты так управляющего привечаешь? – делано удивился немец. – Барин теперь на тебя и не взглянет. Помял да и забыл. Мало ли у него девок. А будешь ласковой, не обижу. Будешь жить, как при барине покойном. - Уходите. – холодно сказала Анна. - А если не уйду? Закричишь? Знаю, что не закричишь. – он всё приближался. Анна не сразу поняла, что заставило управляющего отступить. Ей бежать было некуда, а кричать она не могла. Ведь никто не придёт ей на помощь. И вдруг из темноты выступила высокая фигура и жёстко ухватила Карла Модестовича за плечо. Тот оглянулся и испуганно проблеял: - Владимир Иванович! - Вон пошёл! – бешено рявкнул барон и влепил немцу кулаком в лицо. – Утром расчёт получишь. Анна впервые видела, чтобы Владимир так лютовал. Только поспешное бегство спасло управляющего, даже мальчишкой Корф никогда не преследовал отступающего противника. Барон запер дверь и поморщился, сжав и разжав кулак. Девушка чуть слышно шмыгнула носом, ожидая теперь расправы над собой. - Прости, что не вмешался сразу. – он присел на краешек кровати, и Анна испуганно подтянула ноги к груди. - Не бойся, он больше не вернётся. Он давно к тебе пристаёт? Почему ты не сказала отцу? - Разве вы когда-нибудь признавались, что вас кто-то обидел? – она искоса взглянула на него и покрепче обхватила коленки. Владимир промолчал и медленно кивнул. - Ну, хорошо, отцу признаться было стыдно, но почему ты не сказала мне? - Вам? – Анна возмущенно вскинулась. – Вам никогда не было до меня дела! - Вы ошибаетесь. – Владимир отвёл глаза. - Вы всегда меня ненавидели. - Ненавидел… - мужчина вздохнул. – Я очень хотел, чтобы ты так думала. - Почему? – она подалась вперёд, глядя на него широко распахнутыми глазами. - Потому что… наверное, сейчас это прозвучит неуместно и глупо… потому что я люблю тебя. Всегда любил. - Вы… любите меня? – девушка отшатнулась. - Да, Анна. Да… - Но тогда… я не понимаю… почему вы были так жестоки со мной? Он взглянул ей в глаза, и красавица замолчала. Зачем ей объяснения, если она знает его, как никто. Знает, какой он гордый. Конечно, ему претила влюблённость в крепостную. Конечно, он всеми правдами и неправдами скрывал свои чувства от неё. - Я не отпущу тебя, Аня. – глухо сказал Владимир. – Никогда. - Но я же… я же не игрушка… не кукла… - слезинки смочили реснички. – Я же живой человек! Он крепко обхватил тонкую девичью талию и притянул девушку к себе. - Я тоже… живой… - провёл губами по нежной шейке и запечатлел на прелестном плечике жаркий поцелуй. - Отпусти меня… пожалуйста… - Анна старалась унять срывающееся дыхание. - Теперь ты – моя. Ты сама сказала. Красавица успела только всхлипнуть, хозяин властно прильнул к её губам. Её тело тут же расслабилось, послушно приникая к мужчине, руки оплели крепкую его шею гибкими лозами, ротик приоткрылся, впуская дерзкий язык. Зазвенели монетки на лифе, забрякали по полу, девушка вздохнула полной грудью. Мужские руки заскользили по обнажённой спине, легко расстегнули пояс, стянули юбку. - Анечка… - хриплый голос Владимира отозвался в теле сладкой дрожью. Анна боялась разжать руки, позволить ему отодвинуться. Теперь она знала, чего хочет. Чего всегда хотела. И она отважно расстегнула пуговки на его рубашке. Когда её ладошки погладили мужскую грудь, барон стиснул её так сильно, что она не удержалась от стона. Впрочем, поцелуй заглушил его. Оторвавшись от её губ, Владимир шумно выдохнул и посмотрел Анне в глаза. Она не позволила ему сказать ни слова, крепче сцепила руки у него на шее и накрыла его губы своими. Ей не нужны были слова. Сейчас любой вопрос мог разрушить всё. Сегодняшний вечер содрал выдуманную мишуру с них обоих. И Владимир сейчас так же беззащитен и открыт перед ней, как и она перед ним. И она стала его, а он – её. Жарко, сладко, неистово. Сбивая простыни и скидывая на пол подушки. И с губ слетают только тихие вздохи и стоны. И не хватает дыхания, и невозможно остаться неподвижной, и страшно расцепить руки. А его руки подсказывают движения, его голос ободряет и зовёт, и вдруг всё исчезает в нестерпимо ярком свете, и голова запрокидывается и тело выгибается дугой от сладости. Постепенно свет меркнет, дыхание возвращается, теперь можно открыть глаза. Анна медленно подняла ресницы и замерла, глядя в мужские глаза. Владимир нервно сглотнул, тщательно скрывая тревогу. - Аня… Что он сейчас скажет? Прости, я не сдержался? Или ухмыльнётся, как обычно? Что бы он ни сказал сейчас, всё будет неправильно. Она непроизвольно всхлипнула. - Аня! – барон крепко прижал её к груди. – Аня… Что же он тянет? Отчего так страшно стало вдруг? Ещё совсем недавно она парила в облаках, а сейчас крылья перестали держать её, и она вот-вот грянется о камни. Владимир взял её лицо в ладони и заставил смотреть на себя. - Если ты думаешь, что теперь я отпущу тебя, ты ошибаешься. После того, что между нами было, ты – моя. Даже больше, чем прежде. И не вздумай больше врать мне про свою любовь к Репнину. И поцеловал её. - Но… как ты узнал? – тихо спросила Анна, когда Владимир позволил ей вздохнуть. - Ты совсем не умеешь хранить свои тайны. – он довольно улыбнулся. - Неправда! Я ничего не говорила! – запротестовала красавица. - Да? Значит, мне послышалось. – он с деланным равнодушием пожал плечами. – Но ты же не станешь теперь отрицать, что любишь меня? - Но я не… - Как не стыдно лгать, Анна! – пожурил её барон. – Совсем недавно вы признались мне в любви и согласились стать моей невестой. - Я? - Да. - Вы… сделали мне предложение? - И даже более того, вы взяли моё кольцо. - Кольцо? – Анна посмотрела на свои руки. Он хмыкнул, когда девушка потрясённо уставилась на поблескивающий камушек. - Но, Владимир, я не помню…. - Т-ш-ш… достаточно, что это помню я. Мы… потеряли столько времени. - Мы? - Да, мы. Мы оба прятались друг от друга. - Но я даже не думала, что… нравлюсь тебе! Владимир мотнул головой и больше не позволил ей говорить. Уже утром Анна Платонова стала баронессой Корф. |