|
- Перестаньте! Нет, вы не посмеете! Но по глазам мужчины Анна видела, что он посмеет, ещё как посмеет. Щёлкнул замок, и ей стало нечем дышать, никто не придёт на помощь, даже если она закричит. Мало ли чем тешится хозяин, помешать ему никто не рискнёт. Проверив, надёжно ли заперта дверь, барон повернулся, улыбка мимолётно скользнула по губам и пропала, взгляд полыхнул нетерпением. - Иди ко мне! Сама иди! - то ли рыкнул, то ли муркнул. - Нет... - она прижалась к стене, словно это могло спасти. - Ты теперь моя, Анна, моя! Зря она забилась в угол, хозяин упёрся руками в стену, и ловушка захлопнулась. - Моя! - жаркое дыхание обдало щеку, обожгло шею. И не увернуться, не избежать прикосновения его губ. Прикосновение... да нет, совсем нет. Это не прикосновение, это поглощение. Он приник к её шее горячим ртом, щекоча языком нежную кожу. Выше, ещё выше, до уха. Мелкие поцелуи по подбородку, по линии скул. Запрокинул ей голову, а его тело всё тяжелее придавливает к стене. - Моя... - поцелуй накрывает губы, его руки зарываются в волосы, не позволяя сопротивляться, но она пытается, не позволяет его языку проникнуть ей в рот. Хозяин жестоко стискивает её, она стонет от боли, и поцелуй становится глубже. Неприлично глубоким. Он одерживает одну победу за другой, её ротик уже не сопротивляется, сладко раскрываясь перед повелителем, но тонкие руки ещё отстаивают право на одежду. Куда им против сильных жадных ладоней, рыскающих по груди, по талии, по спине и вниз. Недовольных, что касаются не тёплой кожи, а всего лишь ткани. И они тянут покров резко, нетерпеливо, разрывая швы. И бесцеремонно сжимают нежные холмики грудей, тискают, гладят. Бежать некуда, а протестующий стон поглотило жадное требование мужского рта. Разорванное платье ползёт всё ниже. - Моя! С треском разошёлся батист панталон, мужская рука дерзко проникла между стройных бёдер, замерла, добравшись до тесной теплоты. Анна забилась, выгибаясь всем телом, сжимая колени, но было поздно. От его дерзости уже не было спасения, его палец проник в её лоно и начал размеренное движение. А поцелуй в губы стал совершенно нескромным, мужской язык словно желал до дна испить сладость женского ротика. Хозяин коленом вторгся между ног девушки, раздвигая их, его руке разу стало легче двигаться. Анна вскрикнула, когда барон приподнял её, подхватив за ягодицы, а его палец уступил место совсем другому орудию. - Нет! - только и смогла простонать бедняжка, чувствуя, как твёрдый кол протискивается в неё всё глубже. - Да, Анна, да! - победно выдохнул мужчина, снова накрывая её губы поцелуем. Он жадно сминал её тело в руках, поддавая бёдрами, чтобы проникнуть ещё глубже, ещё резче. Приподнимал и вновь опускал, наслаждаясь движением, тугим бархатистым жаром женщины. Всё резче, азартней, до гортанного крика победы, до сладкой слабости. И женщина в его объятьях тоненько вскрикнула и ослабела, не противясь более. - Достаточно и я был несдержан, дорогая? - прошептал он ей на ушко. - Более, чем. - блаженно улыбнулась она, прижимаясь к нему и медленно поводя бёдрами. - Ах, Владимир... - Позволите продолжить на постели, госпожа баронесса? - качнулся вкрадчиво, томя неспешностью. - Да... - выдохнула, обвивая руками его шею. *** - Ты меня не любишь! - отвернулась, вцепилась в подушку. Владимир опешил, неужели только что он был недостаточно нежен или ей не понравилось? Да нет, же, этот трепет тела ни с чем не спутать, ей было хорошо. Он еще не забыл и никогда не забудет, какую боль причинил своей любимой хрупкой маленькой девочке в первую ночь, какие ужасные отметины оставили его грубые руки и губы. Он так виноват перед ней, что не смог тогда сдержаться. И он с тех пор смиряет себя, касается белоснежной кожи едва-едва, целует самыми лёгкими поцелуями. И вот - такое обвинение. - Аня, я люблю тебя. - мягко, ласково на ушко, осторожно обхватывая тонкую талию. - Не любишь! - она заворочалась, оттолкнула его руку. - Люблю! - объятье стало крепче. - Нет, не любишь! Отпусти! - Анна барахталась, отпихивая мужчину, а он рассердился и обиделся. Владимир подмял под себя брыкающуюся жену, жёстко захватил запястья, распял на постели. - Нет, не тронь! Пусти! Не любишь! Не любишь! Как она может говорить такое? Как ей вообще это в голову пришло? Он заставил её замолчать, накрыв её губы своим ртом. Пришлось применить силу, она никак не желала целоваться. Поцелуй вышел грубым, жестоким, но только так удалось хоть немного утихомирить женщину. - Анечка, ну что ты? - Владимир обхватил ладонями её плечи, нежно целуя в шейку, но совсем освобождать её не спешил, она всё ещё пыталась вырваться. - Ты меня не любишь! - слова снова разозлили его. Разве она не чувствует, что делает с ним своей вознёй? - Аня... - Не любишь! - голосок зазвенел обидой, одна ножка как то высвободилась и лягнула его. Глупенькая девочка, неужели она не понимает, что его выдержка не бесконечна? Ведь ему сейчас стоит лишь слегка податься вперёд, и... ей снова будет больно. Баронесса выгнулась, пытаясь сбросить тяжесть мужского тела, и коснулась своей манящей влажной теплотой наконечника твёрдого копья. - О, Боже! - простонал Владимир, теряя голову. Вся сдерживаемая ранее страсть обрушилась на хрупкое женское тело, слишком нежное, слишком тоненькое. Но начав двигаться, барон уже не мог остановиться, пока не испытал наслаждения. Вслед за блаженством нахлынуло чувство вины, что он опять натворил? Отчего Анечка лежит так тихо, даже не шевельнётся? Он стал медленно приподниматься, чтобы не навредить ей ещё больше, но женские руки обвили его шею. - Не надо, не уходи! - Тебе больно. - Мне хорошо. - уткнулась ему в плечо. - Что? - не поверил. - Мне хорошо! - засмеялась тихо и счастливо. - Я не знала, как тебе сказать. - О чём? - О твоей сдержанности. - прижалась чуть сильнее, повела бёдрами. - Ах... какой твёрдый... А ты меня не любишь! - Люблю! - усмехнулся, нависая над женой. - Люблю! *** - Доброе утро… барин. – взгляд быстрый, настороженный. Что она задумала? Ещё это платье чёрное, траурное, с безумно глубоким декольте. Оказывается, оно не похоронено в глубинах сундуков. - Доброе утро, Анна. – принял предложенный тон, развалился на стуле, вальяжно отхлебнул кофе. - Прикажете подавать завтрак? Какой к чёрту завтрак, когда она опустила ресницы, отлично зная, что у него от этого начинает частить пульс, а эта манящая белизна шеи и соблазнительная ложбинка в декольте. - Завтрак? Если только из ваших рук, Анна. - Что вы имеете в виду? – отступила на шаг. Владимир встал, опёрся на стол. - Мне казалось, вы… ты догадливее. - Нет… вы… вы не посмеете… - взбежала на пару ступенек, оглянулась испуганно и побежала дальше. Значит, ты решила поиграть, дорогая. Я постараюсь тебе угодить. Он рванул следом. круг замкнулся |