- Я делаю это только ради тебя! - острое лезвие стилета легко вошло в незащищенную шею ребенка, теплая кровь потекла по клинку, впитываясь в рукоятку, до земли не долетело ни одной капли, даже тонкие пальцы девушки остались незапятнанными. Детская головка с мягкими льняными волосами безжизненно склонилась набок, светло-голубые, как июльское небо глазенки застыли. Малыш даже не успел испугаться, понять что происходит. Она, пошатываясь, вышла из подъезда, оставив за собой еще одну выпитую жизнь, посмотрела на рукоятку - она уже не была пугающе черной, теперь она стала темно-багровой, цвета застывающей крови. Скоро… Уже скоро… Еще несколько детских жизней и рукоятка станет сияюще белой, как первородное пламя, и тогда…
- Владимир, Володенька, да что же это?!!! Нет, нет, не умирай. Я сделаю все, только не умирай. Я СДЕЛАЮ ВСЕ, СЛЫШИТЕ, ВСЕ, ТОЛЬКО БЫ ОН ЖИЛ!!!
- Так ли все? - услышала она насмешливый голос, подняла голову. Перед ней стояла молодая красивая цыганка. - Вижу, умирает твой возлюбленный, любишь его больше жизни.
- Да? - Он не должен умереть. Это шальная пуля. Да, я люблю его.
- Я помогу тебе, но плата будет велика.
- Мне все равно.
- Я не денег возьму с тебя… красавица. - это слово цыганка отделила от остальных.
- А… что? - Твою молодость. Ты согласна?
- Разве это возможно?
- Возможно. Ну так как?
- Да, я согласна.
- Вот. Возьми. - цыганка протянула ей стилет. - В рукоятке его жизнь. Видишь - она черна, как ночь, еще немного и она станет серой, тогда парень умрет.
- Что я должна делать? - Анна сжала клинок в ладонях. - Чужие жизни могут спасти его. Молодые, невинные. Помни, чем нежнее жизнь, тем скорее наполнится рукоятка, но тем суровее будет плата. И поторопись. Времени осталось мало.
Она опустилась на колени и положила ему на грудь стилет, рукоятка которого была ослепительно белой. Свет стал меркнуть, пульсируя в такт слабому биению сердца, наливаться всеми оттенками красного - сначала алый постепенно переходящий в вишневый, наконец последние темные сполохи пробежали по острому лезвию и погасли. Темноволосый парень открыл глаза.
Владимир зажмурился от яркого солнца, позвал - Аня!
- Я здесь, милый! - хотела сказать, но не смогла. Нежный голос превратился в хриплое карканье. Владимир недоуменно смотрел на стоящую рядом на коленях старуху. Редкие седые волосы клочками покрывали узкий череп, обтянутый пергаментно желтой кожей, ввалившиеся губы, хищные сухие пальцы с острыми длинными когтями, бесцветные маленькие глаза. Брезгливо отодвинулся, даже находится рядом с этим убожеством было противно.

А рядом заливалась беззаботным хохотом цыганка.