Владимир и Полина. Анна обняла Владимира за шею, прошептала - Теперь я ваша. Владимир взял ее протянутую руку, поставил перед собой, опустился на колени. С величайшей нежностью стал покрывать поцелуями упругий животик. Почувствовал, как ее пальцы сжимают ткань на плечах. Целовал руки, словно говоря – Не волнуйся, не бойся, я буду очень бережным с тобой. И вдруг услышал это ужасное – Хозяин. Вспышка холодной ярости на мгновение остудила страсть. Этого мгновения хватило, чтобы оттолкнуть ее, сказать  - Пошла вон отсюда! Дверь за ней закрылась. Хотелось кричать от бессилия и ревности. Швырнул рюмкой в закрытую дверь. Не полегчало. Оперся на стол – Все, успокойся, – выдохнул, провел руками по лицу, пытаясь прийти в себя. Сел в кресло. Как мне забыть тебя? Он все еще чувствовал ее тело в своих руках, пытался отвлечься, но ничего не получалось. Чужая рука на плече. Обернулся – Полина. Почему бы и нет? Холодная усмешка искривила губы. Подошел к столу, рывком откинул скатерть. Приглашающий кивок. Она подошла и встала перед ним. Протянул руку и рванул лиф. Застежка не выдержала, несколько цепочек звеня покатились по полу. Так же нетерпеливо освободил ее от юбки. Ни грамма нежности, ни капли сострадания. Толкнул на стол. В одну секунду расстегнул брюки и вошел в нее. Его руки не ласкали ее, напротив, оставляли кровавые синяки, с каждым толчком-ударом он хотел сделать как можно больнее этой женщине на столе перед ним. Гнев и ревность требовали выхода. Он закрывал глаза и видел Анну. Это ее он сейчас насиловал. Мстил за отказ, за свою слабость, за ее красоту, перед которой не смог устоять. Полина кусала губы, чтобы не стонать. Барин превратился в дикого зверя. Она никогда не думала, что в его руках столько силы, что он может причинить ей такую боль. Но так же не знала, что боль может быть сладкой. Вдох… резко вперед (Анна!)… выдох… назад… опять вдох (Анна!)… руки сминают податливое женское тело, с губ рвется нечленораздельный рык. Анна. Анна. Ее имя стучит, полощется тяжелым знаменем в голове. Вперед… назад… выдох… еще резче… вперед… до упора… без остатка… короткий стон облегчения. Открыл глаза. Опять накатило разочарование, опустошение, злость. Застегнул ширинку. – Убери здесь все. Словно и не было ничего. Вышел. Полина завернулась в скатерть. От боли выступили запоздалые слезы. До груди было не дотронуться, бедра, живот несли отпечатки его пальцев. Ни разу не поцеловал, не посмотрел на нее. Это его – Прости меня, Анна! – в конце. Ненавижу ее. Ну почему он так любит ее? Чем я хуже?