Стылый ветер вмиг лишил гибкости пальцы, оставшиеся без защиты перчаток, но в них он не чувствовал напряжения спускового крючка. Тетива арбалета чуть слышно гудела, едва заметно вибрируя, сигнализируя о приближении… Скоро. Уже совсем скоро…
Ветер пел свои похоронные песни в водосточных трубах, пытался растрепать спутанные волосы, хлестал по глазам тяжелыми намокшими прядями. Ей не нужно было видеть, она просто ощущала этот зов. Зов теплой крови, могущей на несколько мгновений утолить голод, грызущий ее изнутри, заполнить пустоту. Там внизу много глупых существ с теплой вкусной кровью, но между ей и ими ОН. Он ждет ее… Глупый. Немного другой, чем те, внизу. Он здесь, наверху, с ней. Он знает, что она идет, и она знает, что он знает. И он знает, что она знает, что он знает…
Он почувствовал знакомое покалывание в затылке, тетива загудела громче, обернулся и увидел ее. Тварь, вышедшую на охоту. Сегодня это была маленькая хрупкая девушка, он бы даже сказал - красивая, если бы не эти глаза - без зрачка, белесые, пустые, ничего не выражающие. Подобрался как для прыжка, лаская немеющим пальцем курок. У него был только один выстрел. Один. В единственное уязвимое место Твари. В глаз.
И откуда они их таких берут, в который раз мелькнула непрошеная мысль. Совершенная гармоничная фигурка, светлые спутанные волосы, цены бы ей не было, будь она живой, но полуголое тело не чувствовало холода. И было неуязвимым. Нежная с виду кожа, тонкая, почти прозрачная с синеватыми жилками не боялась ничего, ни автоматных пуль, ни огня, ни кислоты. Скорее всего, Тварь выжила бы и в направленном ядерном взрыве. Она вообще ничего не чувствовала, кроме жажды крови.
Он чувствовал ее голод. Тварь была голодной. Очень голодной. А он - единственный, кто стоит между нею и городом. Ее движение обычный человек не смог бы отследить. Она словно размазалась в воздухе небрежным смутным пятном. Он уловил знакомый сладковатый запах разложения и могильный холод, исходящий от Твари.
Руки сжали удобный инкрустированный приклад, палец плавно нажал на курок, тетива тренькнула, посылая заветную стрелу в цель. Он всякий раз боялся, что промахнется, что Тварь вынырнет из пространства рядом с ним без тонкой спицы, торчащей в глазнице. Впрочем, он даже не поймет, что умирает, сам подставит горло под острые, как кинжалы зубы.
Он не промахнулся. Как всегда. Значит, будет еще один день. Еще один день жизни обреченного города. Ведь однажды острые зубы легко прокусят артерию, и кровь толчками будет покидать его тело в такт биению сердца, насыщая Тварь, делая из нее Защитника. Такого же как и он сам. Но прежде, чем Тварь переродится, она славно поохотится.
Славно…