|
Я перелистывала страницы книги, не вникая в написанное, на душе было муторно.
Колье – подарок дядюшки на день рождения, казалось невыносимо тяжелым, а его
слова все еще звучали в ушах «Ты – дворянка.» Если это так, почему он не
освободит меня? Впрочем, я согласна на что угодно… Иван Иванович прочит мне
славу актрисы – пусть будет так. Взлететь очень высоко и забыть названого брата.
Брат – при всей твердости такое теплое, уютное слово. Нет, Владимиру оно не
подходит. Он никогда не был уютным. Он как клинок – острый, блестящий и очень
опасный. Я стану знаменитой и забуду его! Его глаза, его голос, его лицо.
Избавлюсь от предательской дрожи под сердцем, перестану видеть его во сне. Вспомнила, что барон велел мне репетировать романс, закрыла книгу и села за рояль. Не успела я начать, выстрелом хлопнула дверь, я резко встала. Но я опоздала убежать, Владимир стоял слишком близко, отрезая все пути к бегству. - Что же вы прекратили петь? Насколько я понял, пение – это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга. – его голос звучал издевательски. - Но ваш отец разрешил мне. – я посмотрела на него, стараясь сохранять спокойствие. Мне нельзя показывать, что я чувствую на самом деле. - Ну еще бы. Только отца сейчас рядом нет. – он оглянулся на дверь. - Пение не поможет, когда вас будут пороть. На конюшне. - Если господин барон… если Иван Иваныч так решит… - я отвернулась и шагнула к двери. - Стоять! – он взмахнул рукой. Я остановилась мгновенно, этому голосу невозможно было неподчиниться. - Разве я давал вам разрешение уйти? У меня для вас есть поручение. Я надеюсь, что я не должен вам напоминать, что вы должны выполнять мои поручения? Все мои поручения. Хорошо, что он не знал, какое счастье – слушать его голос, даже гневный, презрительный, он все равно был для меня самым желанным. Можно было даже представить, что он прикасается ко мне, дотрагивается до плеча… Мне даже показалось, что мечта вот-вот станет явью, я повернулась, и он торопливо спрятал руку за спину. - Конечно. Чего изволите? - Я… изволю… - он помолчал, нервно прищурился и процедил. – Я изволю наказать вас. - Наказать? – я не верила своим ушам. - Да. Наказать. Пойдемте, сударыня. - Но… я ничего не сделала. – пойти с ним куда-либо означало только одно – он непременно догадается. - Разве? Это мне решать. - Но ваш отец… - Сейчас его нет. И Я ТВОЙ ХОЗЯИН! Довольно препираться! - Нет, я никуда не пойду! – я отступала от него, пока не уперлась в рояль. И тут же его руки опустились по обе стороны от меня, я очутилась в ловушке. А он… стал наклоняться ко мне. - Что вы делаете, Владимир Иванович?! – смогла вытолкнуть я и вцепилась в рояль, ноги подкашивались. Он обнял меня, и я услышала свое имя – Анна… Он наклонялся все ниже, а я убеждала себя, что все это просто затянувшаяся шутка, неудачная к тому же. Если я скажу хоть слово или хотя бы шевельнусь – он рассмеется мне в лицо. Но он поцеловал меня. По-настоящему. Голова кружилась, перед глазами все плыло, я уперлась ему в грудь, пытаясь хоть немного придти в себя, но волшебство все продолжалось. Владимир прижимал меня к себе и целовал. Нас прервал строгий голос дядюшки. - Что здесь происходит? Он отпустил меня повернулся к нему. Я незаметно оперлась на рояль, переводя дыхание. - Папа, стоит ли так переживать из-за крепостной? Я помертвела. Значит, все было не шуткой, это была месть зарвавшейся крепостной. Как еще напомнить, что она всего лишь вещь? - Ты знаешь о положении Анны в моем доме! – закричал Иван Иванович. - Какое у крепостной может быть положение? – хмыкнул Владимир. - Я не раз говорил, что Анна мне, как дочь! - Слава Богу, она вам не дочь! - Теперь я думаю, что пора это исправить! Ты женишься на ней! - Нет! – я с ужасом ощутила, что уже ничего не могу сделать. Владимир еще не понял этого и сопротивлялся - Что? – презрительно спросил он. - Да, Анечка, вы поженитесь. Это будет лучшим выходом. – Иван Иванович отчего-то ответил мне, а не ему. - Выходом? – спросили мы с Владимиром одновременно. - Конечно. Это пойдет на пользу Володе, и ты обретешь положение, достойное тебя. – он очень радовался своей затее и добавил, повернувшись к сыну: - Володя, вечером заедешь за нами, и на балу чтобы ни на секунду не отходил от Анны. Там же объявим о вашей помолвке. Я ждала взрыва, но Владимир только глазами сверкнул и хлопнул дверью. Дядюшка улыбнулся мне, поцеловал в лоб и ушел в кабинет. Я обрадовалась возможности побыть в одиночестве, мне нужно было хоть немного привести чувства в порядок. Я то и дело вспоминала счастье, затопившее меня. И оно никуда не делось, его не смогли убить даже слова Владимира о моем положении. И романс теперь обрел смысл, он перестал быть просто красивой песней, он стал голосом моей души, поверяя всем вокруг мою тайну, не открывая ее. Я надеялась, что Иван Иванович изменит свое решение, ведь Владимир достоин самой лучшей партии – девушки знатной, богатой, красивой, а не крепостной выскочки. Чем ближе был вечер, тем я больше нервничала. Меня бросало то в жар, то в холод, все валилось из рук. Еще благодетель делал все, чтобы Владимир возненавидел меня. Иван Иванович решил переписать на меня поместье, оставив городской особняк Владимиру. Он и слушать не стал мои робкие возражения. И эта новость совсем не обрадовала молодого барона. Он сделался мрачен и смотрел на меня с нескрываемым недовольством. Я приготовилась сносить его колкости и насмешки, но на балу он внезапно переменился. Как только меня представили его другу – Михаилу Репнину, дурное настроение Владимира как рукой сняло. Он горделиво расправил плечи, можно было подумать, что он хвастается мной. Я спела выученный романс и была ошеломлена собственным успехом. Молодые люди едва ли не в очередь выстроились, чтобы быть представленными мне, я вежливо улыбалась на их комплименты. Еще мне приходилось раз за разом отводить руку Владимира от своей талии, он так и норовил бесцеремонно прижать меня к себе. Он вдруг крепко ухватил меня за локоть и отвел в сторону. - Что вы делаете, Анна? - А что делаете вы?- я была возмущена его поведением. - Вы – моя невеста! Извольте вести себя соответственно! - Соответственно? Это как? Мне кажется, здесь достаточно желающих повиснуть у вас на руке! – я видела, как на него смотрели женщины. - Отец хочет, чтобы на моей руке висели вы. - Не припомню вас пай-мальчиком! - На этот раз он нашел средство воздействовать на меня. Я в ответ невесело улыбнулась и тихо вздохнула. - Вы должны выглядеть счастливой, вы же не хотите огорчить отца. – напомнил Владимир. - Прекратите меня трогать, и я буду вполне счастлива. – я строго посмотрела на него. - Тогда прекратите флиртовать со всеми подряд! - Если вам так угодно, более я не пророню ни слова. - Угодно! – процедил он сквозь зубы, и я замолчала. Но даже молчание не уменьшило моего успеха. Молодые люди продолжали рассыпаться в похвалах моему голосу и моей красоте. Они стояли таким плотным кольцом, что я не могла уйти. Я даже обрадовалась, когда Владимир пригласил меня на танец. Это было как сон, как сказка. Я не смогла бы сказать ни слова, даже если б и хотела, но я твердо помнила – мне нельзя говорить. Потому что едва я произнесу хоть звук, все исчезнет. И я продолжала молчать и во время танца и после. Иван Иванович соловьем разливался перед высоким седовласым князем Оболенским, нахваливая мой талант, я скромно потупила взор. Им было все равно, говорю я или молчу. Дядюшка встревожился только в экипаже, он никак не мог понять причин моей немоты. А я не могла ему открыть ее, хотя и понимала, что этот страх все испортить совершенно глупый. Владимир тоже не спешил прояснять ситуацию. Когда мы вернулись домой, дядюшка сердито сказал: - Довольно глупостей! Я опустила голову. - Признаться, не ожидал от тебя такого. – сердился он. – И долго вы намерены молчать, сударыня? Что я могла ответить? Мне оставалось только пожать плечами. - Пап, позволь мне. Я знаю, что делать. – вдруг подал голос Владимир. - Да? И что же? - Мне нужно поговорить с ней наедине. - Хм… - Иван Иванович засомневался. – Ну что же… Он слегка покраснел и оставил нас одних. Владимир потянулся обнять меня, но я увернулась. - Ну, хватит уже, Анна! – я очутилась у него в руках. Оцепенела на секунду, но потом сильно ударила его по щеке. Мне нужно было, чтобы он выпустил меня, иначе… я бы сама обняла его. Тогда он прижал меня к себе, захватив и руки. Я молча вырывалась, но он не пускал. Извиваясь, я почувствовала, что мне в живот уперлось что-то твердое. Это что-то могло быть только одним. Я перестала сопротивляться и посмотрела в лицо Владимиру. Мне показалось, что он смутился, поставил меня на пол. Я смотрела в пол, расправляя юбку. Владимир кашлянул и негромко произнес: - Анна… на балу я сказал глупость… вы можете говорить что угодно и с кем угодно. Я покосилась на меня, но ничего не сказала. А он глубоко вздохнул и продолжил. - Анна… простите меня… за то, что я сказал утром. Про крепостную. Тут я смолчать не смогла. - Простить вас? Но я не вижу вашей вины. Я крепостная, а вы мой хозяин. Хотите – наказываете, хотите – целуете. - Но сейчас вы – моя невеста. - Потому что этого хочет ваш отец. - Это уже неважно. - Да? А что важно? - Важно… наше будущее. - Разве оно у нас есть? Когда все узнают о моем происхождении, вам придется нелегко. От вас отвернутся друзья, и о военной карьере вам придется забыть. Он вдруг рассмеялся. - Значит, стану помещиком. И потом, если все будет так, как вы говорите, зачем мне такие друзья? Я думала точно так же. - Да… настоящий друг никогда не бросит. Нас прервал дядюшка. - Аннушка, отчего ты молчала? Сердилась на меня? - Нет, дядюшка. – я чувствовала абсолютный покой. Сама не знаю почему. - А я уж думал, и у алтаря промолчишь. Я посмотрела на опекуна. Честно говоря, об этом я не думала, но я бы смогла. Повисло неловкое молчание. Его прервал Владимир, предложив всем пойти спать. Если бы можно было приказать себе все забыть и жить как прежде. Но стоило закрыть глаза, и я снова оказывалась в объятьях Владимира. Я заснула только к рассвету, а за завтраком решила, что мне следует избегать прикосновений жениха. Дядюшка получил письмо и засобирался домой. Для меня было потрясением, что наша соседка и хорошая знакомая Мария Алексеевна Долгорукая хочет отсудить поместье. Иван Иванович очень растерялся, мне даже показалось, что он не воспринимает угрозу всерьез. И хотя было очевидно, что без содействия Карла Модестовича ничего бы не вышло, дядюшка не уволил его. Если бы не Владимир… Он сориентировался мгновенно. Не зря он казался мне клинком, он без труда разметал соломенные башни лжи и вывел обманщицу на чистую воду. Я была очень благодарна ему, даже больше, чем просто благодарна. Но я не знала, как ему сказать об этом. Я пыталась убедить опекуна отменить свадьбу, ну или хотя бы изменить завещание в пользу Владимира, но он ничего не желал слушать. Я не понимала, как можно так относиться к сыну, который к тому же оказался таким… великодушным, умным, решительным. И в церкви я не смела повернуть голову, хотя очень хотела полюбоваться на жениха. Владимир был умопомрачительно красив в парадном мундире. Даже после церемонии, я не смотрела на него. Наверное, это было ужасно глупо, но я ничего не могла поделать с собой. Я заставляла себя улыбаться, хотя больше всего мне хотелось сбежать и спрятаться. Все смотрели на нас, что-то кричали, я не понимала слов. Все было как в тумане, пока меня не увели наверх. Нарядно одетые деревенские бабы тянули заунывную песню, снимая с меня платье. Но когда стали поливать из ковшика, помогая мне вымыться, песни изменились. «Жеребец ходил по бережку, да водицу пил холодненьку, да на травушке, на муравушке катался, валялся…» К концу куплета мои щеки пылали, я поняла, кого они подразумевают под жеребцом. И под белой кобылицей… которая последняя пришла к реке… С шутками и прибаутками меня наставляли, что делать рядом с мужем в постели. Да я со стыда сгорю, если Владимир узнает… Когда он вошел, я взглянула на него, и решила, что не покажу ему своего смущения. С чего вдруг мне вздумалось прикинуться наивной дурочкой? Не знаю. Но оказалось, что это был правильный выбор. Но я не понимала, отчего он не уйдет? Зачем он обнимает меня? Я очутилась у него на коленях. - Аня… послушайте… послушай меня! – я подняла глаза. - Не думай, я… не чудовище. Да, ты стала моей женой, но это еще не значит, что я наброшусь на тебя. У тебя такие маленькие ручки. Набросится? Никогда не думала, что ему этого хочется. Мне всегда казалось, что ему неприятно находиться рядом со мной. - Аня! – Владимир перенес меня на постель. В теплом коконе одеяла я почувствовала себя в безопасности. - Не надо меня бояться! – он лег рядом. - Я не буду… если вы кое-что мне пообещаете. - И что же? - Что вы… не уедете… и будете приходить ко мне… пока… я… - Пока? - Пока точно не станет известно, что у меня будет ребенок. – что еще я могла попросить у судьбы? Только немного продлить мое счастье. Он поперхнулся. - Значит… вам нужен только ребенок? - А вам не нужен? - Я… еще не думал об этом. - Так вы обещаете? - Обещаю. Я кивнула и откинула одеяло. Обняла Владимира, не уверенная, что все делаю правильно. А он поцеловал меня нежно и уверенно. Тут совсем некстати я подумала, скольких женщин он целовал до меня, сердце словно тисками сжало. Это было так больно. - Аня… - он заставил меня посмотреть на него. - Аня… что с тобой? - Ничего. – разве я могу признаться, что ревную. - О ком ты думаешь? - Ни о ком. – я хотела казаться равнодушной, но голос выдал меня. - Ты – моя! – Владимир крепко схватил меня. Да, я была его, но он не был моим. Если бы он дал мне вздохнуть, я бы сказала ему об этом. Но это было похоже на стремительный поток. Он целовал меня с каким-то остервенением, кажется, даже кусал. И сжимал так крепко, что хрустели ребра. Но я не боялась, совсем не боялась! Я знала, что мне должно быть больно, и принимала это, как неизбежное неудобство. А немного позже боль совсем ушла. Хотя, когда он соединился со мной, мне показалось, что я слишком мала для него, и он просто проткнет меня. Но он каким-то чудом вместился до конца, и прижался всем телом. А потом… потом я поняла, что значит – принадлежать ему. Владимир отпустил меня только к утру и позволил заснуть. Не знаю, сколько я спала, но мне приснилось, что Владимир целует меня, и я проснулась. Это был не сон! Он в самом деле делал это! Я запаниковала. То, что произошло со мной ночью, не должно повториться при свете дня. Господи, стыдно-то как! Я отвернулась от мужа, молча казня себя за распущенность. Владимир встал, и я тихонько вздохнула, почему-то это меня огорчило. Он умылся и подошел к кровати. В самом деле, довольно нежиться, пора вставать. Но я совсем не ожидала, что Владимир станет помогать мне. Он поливал из ковшика и смотрел на меня. Я молчала, разом лишившись голоса от стыда. Мне были приятны его прикосновения! Потом он отнес меня на кровать и стал вытирать, но полотенце очень скоро было отброшено. Разве я могла представить, что поцелуи бывают такими приятными. Я льнула к мужу даже против своей воли, позволяла ему трогать себя везде. Он обласкал губами мою грудь, и низ живота тут же налился тяжелым жаром. Не осознавая, что делаю, я развела ножки, без слов умоляя его помочь мне. Его рука была и спасением и новым испытанием. Я тихо застонала, и он накрыл мои губы своими и тесно прижался ко мне. Что было потом, я не могу описать словами. Я знаю только, что это было волшебно. Потом он смотрел на меня так нежно и ласково, что я едва не призналась ему в своей любви. Стук в дверь заставил меня одуматься, вряд ли он будет рад слышать такие признания. Чего доброго, станет избегать меня. И я промолчала. Мне было очень трудно сдерживать слова любви, особенно по ночам. Владимир приходил ко мне, когда я уже лежала в постели, быстро сбрасывал одежду и забирался под одеяло. Если я читала книжку и не успевала ее отложить, то бедная книжка летела на пол. На мои протесты, что с книгами так обращаться нельзя, Владимир обращал мало внимания. Он притягивал меня к себе и целовал, целовал… Бесстыдные руки задирали мою сорочку, заставляя краснеть от прикосновений. Сначала легкими мазками, будто невзначай, по бедрам, по ягодицам, потом уже уверенно по спине, стягивая ткань. Я покорно поднимала руки, выпутываясь из тонкого сатина, и Владимир довольно что-то неразборчиво мурлыкал, снова принимаясь целовать меня. Он словно точно знал, что мне приятнее всего, и я только сладко вздыхала и стонала. Но зато я тоже знала, что нравится ему. Ему нравилось смотреть на меня, и я незаметно отбрасывала одеяло. Владимир приподнимался на локте и обводил взглядом мое тело, я снова краснела от собственного бесстыдства и затаивала дыхание, но стоило мне вздохнуть, как барон буквально впивался в мои губы. А его руки сладко и нежно сжимали мои груди, сводя меня с ума. Но Владимиру этого было мало, и он мучил меня, заставляя изнывать от нетерпения. Сначала он внимательно рассматривал мои грудки, слегка поглаживая, сжимая, потом лизал мои соски, едва прикасаясь, словно пробуя на вкус и решая, с которого начать. Мало-помалу прикосновения губ и языка становились все менее робкими, я начинала вскрикивать и извиваться. Владимир будто наслаждался, когда слышал свое имя в моем бессвязном лепете. Он довольно сильно прикусывал мой сосок зубами, и я чувствовала, как между ног у меня становилось совсем горячо и влажно. Я уже хотела, чтобы он проник в меня, ощутить твердость его плоти в себе, но Владимир не всегда был милосерден. Чаще он сооружал из подушек горку, укладывал, как ему было удобно, и мои мучения продолжались. Он изводил меня поцелуями и прикосновениями, от них в животе что-то сладко сжималось и пульсировало. А жестокий хозяин мой все никак не хотел понять, чего я желаю. И лишь когда я обессилено распластывалась на постели, он проталкивал в меня свой упоительно твердый жезл. Наверняка, он чувствовал, как у меня внутри все трепещет, отходя от пережитой сладости, потому что двигался он очень медленно. И всякий раз мне казалось, что я не сумею его вместить, но Владимир был совершенно уверен в обратном. И входил в меня все глубже и глубже, жестко удерживая мои коленки, не позволяя им малодушно сомкнуться. Погрузившись до конца, он замирал, глядя мне в глаза. Почему то в тот момент мне казалось, что он торжествует долгожданную победу. И я смыкала руки на его шее, без слов объявляя, что сдаюсь. И он праздновал свою победу, распиная меня на кровати, как на алтаре, снимая поцелуями мои стоны. С каждой ночью Владимир становится все несдержаннее. Вчера он перевернул меня на живот и взял сзади. Он еще никогда не был во мне так глубоко! Его руки крепко держали меня за бедра, не позволяя шевельнуться, и он брал и брал меня. Я вскрикивала, утыкалась лицом в подушку, кусала губы, стискивала простыни, утопая в накатившем блаженстве. Когда Владимир угомонился, он целовал меня и виновато вздыхал, а я не решалась спрашивать. А утром мне стало дурно. Я выскочила из-за стола и выбежала в сад, спасаясь от тошноты холодным осенним воздухом. Я сразу поняла, что со мной, я даже чувствовала теплый шарик внутри живота под пупком. У меня будет малыш. Мой и Владимира. Нет, только мой! Я не стану умолять его о любви, но без нее Владимир мне не нужен. Это только лишние слезы. Я вспомнила, что барон вытворял со мной ночью и похолодела. Вспомнился нечаянно подслушанный разговор деревенских баб. Принесшая свежих овощей крестьянка доверительно рассказывала Варваре о своем муже. «Наконец-то, мой оставит меня в покое. Скажу ему, что в тягости, пусть себе другую кобылу найдет. Вот ведь ненасытный, каждую ночь ему подавай! А если скину?» Варвара тогда только хмыкнула. Значит, теперь мне нельзя быть с Владимиром по ночам, но и позволить ему быть с другой я не смогу! Каждый день видеть его и знать, что он изменяет мне, это выше моих сил! Лучше пусть совсем уезжает! Тем более у нас был уговор, Владимир проводит ночи со мной, пока я не понесу. Мои плечи накрыло теплом от шали, и Владимир строго напомнил, что уже наступила осень и довольно холодно. Я заставила себя улыбнуться. - Вам больше не нужно заботиться обо мне. Он насторожился. - Что случилось, Анна? - Ничего. – я выдохнула это с легкостью. – Просто… вы выполнили свое обещание. - Обещание? – он на миг задумался. – Анна… у нас будет ребенок? Я искоса посмотрела на него, он вправду волнуется или мне показалось? - Да. У меня будет ребенок. И… вам больше не нужно… уделять мне внимание. Я расправила плечи и подняла голову. Я не покажу ему, какой болью отзываются внутри эти слова. - Я уже говорил… и повторю еще раз: Ты – моя! – вдруг вспылил Владимир. – И это наш ребенок. Наш! Понимаешь? Я испуганно посмотрела на него, отказываясь верить своим ушам, и отступила на шаг. Но барон схватил меня, прижал к себе. - Ты моя! Моя! Никому не отдам тебя, никуда не отпущу, слышишь? Я… люблю тебя… Я оттолкнула его. - И давно вы так решили? – я не верила ему. - Анна, мы с вами поклялись перед Богом в верности. - Можно хранить верность, но не любить. Он вдруг так резко поднял меня на руки, что я вскрикнула. Я не ожидала, что он понесет меня в спальню, и, увидев кровать, совсем испугалась. Его поцелуи и уговоры оказывали обратное действие, я только жалобнее просила его отпустить меня. - Анна! - он прижал меня к кровати. - Перестань, я не хочу делать тебе больно! - Отпусти меня! Мне нельзя… Отпусти! – я не ожидала, что он послушает, но Владимир пересел в кресло, правда, не выпуская меня. - Почему ты не веришь мне? Я люблю тебя, это правда. – он заставил меня посмотреть на себя. - Мне не нужна ваша жалость! И ложь не нужна! – выкрикнула я ему в лицо и вскочила. Владимир непререкаемо вернул меня обратно. - Нет, ты совсем меня не слышишь. Я люблю тебя! Люблю! Анечка… - жарко шептал он мне на ухо. - Нет… это не может быть правдой… - отказывалась верить я. - Может. Это правда. Я давно уже сам не свой, но все не понимал, что со мной. А когда мы венчались – понял. Понял, что люблю тебя. Всегда любил. Я взволнованно посмотрела на него. - Но почему ты молчал? - Боялся. Думал, что ты не любишь меня. Господи, большей глупости я не слышала! Я положила голову ему на плечо, про себя удивляясь собственной слепоте. - Ты простишь меня? За ту ночь? – вдруг спросил барон. - За какую? – не поняла я. - За первую. Я все еще не понимала, за что он просит прощения. - За что мне прощать тебя? Мне говорили, что будет больно, и что нужно потерпеть. - Аня, я был очень груб с тобой. Я не должен был… - Владимир, пожалуйста, не надо! – я покраснела. – Мне нельзя сейчас с тобой ложиться, у меня… у нас же будет маленький. - Я не понимаю, кто сказал, что нельзя? - Деревенские говорили. - Лучше спросим у доктора. - Хорошо. – покладисто согласилась я и, увидев его довольнющую улыбку, отвела глаза. - Что? – насупился Владимир. - Ничего. – чопорно ответила я. - Совсем ничего? – он коварно подпустил бархата в голос. - Совсем. – не сдавалась я. - Ты любишь меня? – нетерпеливо выдохнул он. - А я думала ты понял. – хихикнула я. - Я надеюсь, что понял правильно. – он щекотал дыханием мою шею. - Чего тогда спрашиваешь? – я бросила на него взгляд искоса. - Аня! Любишь? – надулся Владимир. - Не скажу! – промурлыкала я, и барон, устав ждать, поцеловал меня. - Скажи! – потребовал он, дав мне сделать вдох. - Люблю… - что я могла еще сказать? Только правду. Я любила его без памяти! Всегда! И я поцеловала его сама, прямо в глупую счастливую улыбку. конец |