|
Чего я хочу, черт возьми? Я сам не знаю. Почему я так нервничаю, когда смотрю на нее? Она привлекает меня, как женщина? Даже себе не могу ответить на это вопрос. Мне не нравятся такие, как она. Но с ней все не так. Если это просто вожделение, почему я не могу просто приказать ей? В конце концов она моя крепостная. Ну, почти моя. Пока что отец защищает ее от меня. И я вынужден смириться с этим. Но когда-нибудь она станет совсем моей. Я буду вправе приказывать ей… все, что захочу! Это как наваждение – стоит закрыть глаза и тут же она! Зачем я пошел в то утро в купальню? Теперь не могу отделаться от этого видения. Не хочу и не буду называть его чудесным! Это проклятие какое-то! Ее кожа казалась такой нежной! Золотые волосы струились по худенькой спинке, чуть-чуть не доставая до округлой попки, у меня даже ладони вспотели. А ножки… стройные с узкими щиколотками и восхитительно зовущими ямочками под коленками. Я созерцал юную нимфу, пока она не повернулась. Тогда я совершенно забыл, как дышать. Ах, какая у нее была грудь! Нежная, но крепкая, как хорошо взбитые сливки, и соски – как клубнички. По моему телу прошла дрожь. Нимфа все еще не замечала меня. И я смотрел, смотрел, упиваясь дивным видом. Прелестный животик и… я снова задрожал. Внизу живота она была гладенькая, как ребенок. Я нервно сглотнул и помотал головой, прогоняя воспоминание. Я уже знал, что сегодня не смогу заснуть, и вино не поможет. Чего я только не пробовал, чтобы перестать грезить о ней, даже в борделе присмотрел похожую девицу, но дальше «присмотрел» дело не пошло. Стало вдруг противно до тошноты, я дал ей денег и ушел. Черт подери, так и монахом прослыть недолго! Уже друзья коситься начали. Приходится изо всех сил притворяться прежним, как им объяснить, что меня разом перестали интересовать все женщины на свете, кроме одной. Но когда я смотрю на нее, строгую, всегда чуть напряженную, я не могу соединить их в одно целое. Эту ледяную недотрогу и ту нимфу. Я так и не спал, утром вымылся холодной водой, чтобы прогнать сонливость, подкрепился крепчайшим кофе, в казарме никто не должен догадаться о грезах поручика Корфа. Старинный мой приятель Михаил Репнин помог мне взбодриться проверенным средством – потасовкой на шпагах. Но даже перед ним я притворялся, да так, что сам верил в то, что говорю. Я плел о неземном создании, за которым охотился битую неделю, я сам себя уверял в том, что эта победа нужна мне. Переодевшись, мы ненадолго простились, у Мишеля были какие-то дела, а мне нужно было появиться на службе. Но, проходя мимо двери в гостиную, я остановился и прижался спиной к створке. Звуки дивного голоса острыми когтями вонзились в мое сердце. Рванув ставший душным воротник, я ввалился в комнату. Она вздрогнула и вскочила. - Что же вы прекратили петь? Насколько я понял, пение – это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга. – я приблизился. - Но ваш отец разрешил мне. – она хотела улизнуть. - Ну еще бы. Только отца сейчас рядом нет. – я оглянулся на дверь. - Пение не поможет, когда вас будут пороть. На конюшне. - Если господин барон… если Иван Иваныч так решит… - она повернулась, сохраняя обычное ледяное достоинство. - Стоять! – я взмахнул рукой. Она замерла. - Разве я давал вам разрешение уйти? У меня для вас есть поручение. Я надеюсь, что я не должен вам напоминать, что вы должны выполнять мои поручения? Все мои поручения. Я обводил ладонью контур ее плечика так близко, что чувствовал тепло ее тела. Она повернулась, и я спрятал руку за спину. - Конечно. Чего изволите? - Я… изволю… - я сжимал и разжимал кулаки, собираясь с духом для приказа. – Я изволю наказать вас. - Наказать? – она побледнела, глаза расширились. - Да. Наказать. Пойдемте, сударыня. - Но… я ничего не сделала. – возразила она. - Разве? Это мне решать. – я был суров. - Но ваш отец… - Сейчас его нет. И Я ТВОЙ ХОЗЯИН! Довольно препираться! - Нет, я никуда не пойду! – она отступала от меня, пока не уперлась в рояль. Я положил ладони на гладкую крышку, торжествующе улыбнувшись, моя мечта попалась! Я медленно наклонялся к ней. - Что вы делаете, Владимир Иванович?! – пролепетала она, чем подстегнула мое нахальство. Я сомкнул руки за ее спиной и выдохнул – Анна… Я старался пореже произносить это имя, потому что всякий раз замирал и видел нимфу. Я наклонялся все ниже, а она не догадывалась или не верила, что я хочу поцеловать ее. Наконец, наше дыхание смешалось, и я испил медовую сладость розовых губ. Она вздрогнула, уперлась ладошками в мою грудь, но отчего-то не отворачивала голову, и я продолжал целовать ее, крепко обхватив за талию. Нас прервал строгий голос моего отца. - Что здесь происходит? Я выпустил девушку и повернулся к нему. - Папа, стоит ли так переживать из-за крепостной? Если бы я ударил Анну, у нее бы не было таких глаз. Личико вмиг стало бледным, потерянным, зрачок расширился во всю радужку. - Ты знаешь о положении Анны в моем доме! – загремел отец. - Какое у крепостной может быть положение? – хмыкнул я. - Я не раз говорил, что Анна мне, как дочь! - Слава Богу, она вам не дочь! - Теперь я думаю, что пора это исправить! – отец рассердился не на шутку. – Ты женишься на ней! - Что? – мой вопрос слился с возгласом Анны. – Нет! - Да, Анечка, вы поженитесь. Это будет лучшим выходом. - Выходом? – спросили мы с ней одновременно. - Конечно. Это пойдет на пользу Володе, и ты обретешь положение, достойное тебя. – он радовался своей придумке, как ребенок. И строго, мне: - Володя, вечером заедешь за нами, и на балу чтобы ни на секунду не отходил от Анны. Там же объявим о вашей помолвке. Я ушел, хлопнув дверью. И весь день меня мучил один вопрос – почему Анна не отвернулась, а даже прижалась ко мне? Или мне это показалось? Вечером, едва я вернулся домой, отец огорошил меня заявлением, что перепишет завещание в пользу Анны. Это чтобы я не выкинул никакой фортель и точно женился. Я разозлился и метнул в вошедшую Анну такой взгляд, что она поежилась. Да, вечер предстоял не из приятных. Мое дурное настроение развеялось, когда я увидел лицо Мишеля, разглядевшего мою невесту. Друг смотрел на меня совершенно щенячьими глазами и все никак не мог поверить, что я действительно женюсь. А я только ухмылялся и, выполняя волю отца, неотлучно находился при маленькой девушке. Не знаю, о чем думал отец, заказывая для Анны это платье – рюшечки, оборочки и ужасный розовый. Жуть. Словно он хотел превратить воспитанницу в фарфоровую куклу. Вот поженимся – сменю ей гардероб. Строгие четкие линии вместо этого облака кружавчиков – незачем прятать ее фигурку, и конечно декольте. Скромное, но… должен же я видеть, каким сокровищем обладаю. Сверля взглядом внезапно нашедшихся поклонников Анны, я чувствовал удовлетворение. Вот чего мне не хватало! Полной и безраздельной власти над ней! Ревниво притянуть Анну к себе, имея на это полное право, и срезать вызывающим взглядом очередного наглеца. Только вот она была совсем не рада моему такому пристальному вниманию и решительно высвобождалась. Я взял ее за локоть и отвел в сторону. - Что вы делаете, Анна? – недовольно спросил я. - А что делаете вы?- так же сердито ответила она. - Вы – моя невеста! Извольте вести себя соответственно! - Соответственно? Это как? Мне кажется, здесь достаточно желающих повиснуть у вас на руке! - Отец хочет, чтобы на моей руке висели вы. - Не припомню вас пай-мальчиком! – ого, оказывается у малышки острые зубки. Я усмехнулся. - На этот раз он нашел средство воздействовать на меня. Анна только невесело улыбнулась и тихо вздохнула. - Вы должны выглядеть счастливой, вы же не хотите огорчить отца. - Прекратите меня трогать, и я буду вполне счастлива. – она надменно вздернула очаровательный носик. - Тогда прекратите флиртовать со всеми подряд! - Если вам так угодно, более я не пророню ни слова. - Угодно! – процедил я, и она плотно сжала губки. Анна оказалась верна своему слову, даже слишком. Но это не убавило пыла у ее поклонников. Они наперебой говорили ей комплименты, принимая молчание за поощрение. Я бесцеремонно раздвинул кольцо ухажеров и пригласил невесту на танец. Она кивнула, но и со мной разговаривать отказалась. Я чувствовал себя дураком, заводя разговор и натыкаясь на стену молчания. Потом я отвел ее к отцу и пошел за шампанским. Отец хвалил Анну князю Оболенскому, не замечая, что она молчит. Я чувствовал раздражение. Только в экипаже отец почуял неладное и забеспокоился. - Аннушка, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь? Она только кивнула, не глядя на меня. Всю дорогу он пытался разговорить ее, но Анна не произнесла ни звука. Когда мы вернулись домой, отец не выдержал: - Довольно глупостей! Она потупила взор, но упрямо молчала. - Признаться, не ожидал от тебя такого. – сердился он. – И долго вы намерены молчать, сударыня? Девушка неопределенно повела плечиком. - Пап, позволь мне. Я знаю, что делать. – вмешался я. - Да? И что же? - Мне нужно поговорить с ней наедине. - Хм… - отец засомневался. – Ну что же… Он слегка покраснел и оставил нас одних. Я хотел обнять Анну, но она решительно отвела мои руки. - Ну, хватит уже, Анна! – я все же сграбастал ее. И тут же получил довольно весомую пощечину. Тогда я перехватил ее по-другому, прижав ее руки к бокам. Она молча вырывалась, но я не пускал. Внезапно она замерла, посмотрела на меня округлившимися глазами и порозовела. Я понял почему. Я ведь крепко прижимал к себе упрямицу, и такое близкое соседство не могло оставить меня равнодушным. Естественно, некая часть моего тела пробудилась и стала вполне ощутимой. Я почувствовал неловкость и выпустил девушку. Она опустила голову, разглаживая складки на юбке. - Анна… на балу я сказал глупость… вы можете говорить что угодно и с кем угодно. Моя красавица покосилась на меня, но ничего не сказала. Я глубоко вздохнул и продолжил. - Анна… простите меня… за то, что я сказал утром. Про крепостную. Тут она смолчать не смогла. - Простить вас? Но я не вижу вашей вины. Я крепостная, а вы мой хозяин. Хотите – наказываете, хотите – целуете. - Но сейчас вы – моя невеста. - Потому что этого хочет ваш отец. - Это уже неважно. - Да? А что важно? – она надменно прищурилась. - Важно… наше будущее. - Разве оно у нас есть? Когда все узнают о моем происхождении, вам придется нелегко. От вас отвернутся друзья, и о военной карьере вам придется забыть. Я засмеялся. - Значит, стану помещиком. И потом, если все будет так, как вы говорите, зачем мне такие друзья? Она тихо кивнула, думая о чем-то своем. - Да… настоящий друг никогда не бросит. Я в ответ тоже кивнул, соглашаясь. Нас опять прервал отец. - Аннушка, отчего ты молчала? Сердилась на меня? - Нет, дядюшка. – очень тихо и очень спокойно. У меня от этого спокойствия мурашки по спине побежали. - А я уж думал, и у алтаря промолчишь. Она всего на миг подняла глаза, и я захолодел, отчетливо поняв, что она бы смогла это сделать. У нее хватило бы упрямства. Я предложил всем пойти спать, и мое предложение было принято с радостью и облегчением. Через несколько дней я тихо бесился. Анна запретила мне прикасаться к себе. - Довольно, Владимир Иванович! – ледяным тоном осадила она меня, когда я попытался поцеловать ее. – Не стоит тратить на меня ваш пыл. - Вы – моя невеста. – напомнил я. - Да. – она кивнула. – И после свадьбы буду принадлежать вам. Судя по ее лицу, девушку совсем не радовала эта перспектива. Я наклонился к ее ушку. - Да… Анна… вы будете моей. Но могу я получить несколько поцелуев авансом? - Нет. - Почему? - Потому что я совсем не нравлюсь вам. Я не мог ни возразить, ни согласиться с этим утверждением. Я сам не понимал, что чувствую и не хотел лгать. Она мне… не нравилась, нет! Это совсем другое. Другое! Из дома пришли дурные вести: наша соседка Мария Алексеевна Долгорукая затеяла тяжбу, пытаясь отсудить наше поместье из-за якобы невыплаченного долга. Пришлось поехать. Управляющий наш – тот еще шельмец! Сделал честные глаза, будто он знать не знает ни о каких деньгах. Да я голову готов прозакладывать, что это он выкрал бумаги из сейфа и уничтожил расчетные книги. Ладно же! Глядя в глаза соседке, уже торжествующей победу, я спросил - у них такой же безответственный управляющий, как у нас? Мария Алексеевна фыркнула, что она сама в состоянии вести дела поместья. Я покивал и улыбнулся: записи должны были остаться в их собственных расчетных книгах. Княгиня готова была меня убить. А я изо всех сил закреплял успех и настоял на немедленном предоставлении исправнику этих записей. А то мало ли, пожар… или потоп? И вдруг я не прав и никаких записей нет? Запись обнаружилась очень быстро, и уже на следующий день судья вынес решение в нашу пользу. Отец еще никогда так не хвалил меня, и даже Анна пару раз посмотрела с приязнью. Дни то летели, то тянулись невыносимо медленно, но все же этот день настал. День, когда Анна должна стать моей женой. Стоя у алтаря, я не понимал что со мной, отчего в животе так холодно и пусто. Неужели я боюсь? Я? Боюсь? Я даже перед боем не дрожал, отчего же сейчас меня так корежит? Венчальная свеча оплывала в моих руках, я слушал слова службы и внезапно осознал: я люблю. Всей душой, всем сердцем своим люблю! Я чуть повернул голову и посмотрел на невесту. Она стояла бледная и напряженная, глядя прямо перед собой. И снова страх холодом мазнул где-то под ребрами – вдруг она никогда не полюбит меня? Что если я не сумею разбудить в ней это чувство? Говорят: Стерпится – слюбится. А я не хочу, чтобы Анна меня просто терпела. Не хочу! По случаю свадьбы всем дворовым были вручены подарки, и, пока мы шли к дому, со всех сторон нас благословляли и желали счастья. Конечно, не обошлось без свадебного пира и положенных здравиц. Захмелевшие гости шутили на самой грани приличия, особенно расстарались, когда молодую жену увели наверх. Я ухмыльнулся, подмигнул особо ретивым и покинул шумное застолье. У себя в комнате я вымылся, хотя утром ходил в баню, от сигарет и вина отказался сознательно, позвонил и велел принести кофе. Допивая вторую чашку, грустно усмехнулся, в Европе жену в спальную новоиспеченный муж уводит сам, а у нас такое возможно, наверное, только в столице. Да и то… обычаи наверняка возьмут верх. Чем сейчас пугают мою Анечку? Я накинул халат и твердым шагом направился к спальне жены. Громко постучал и не стал дожидаться ответа, открыл дверь. Женщины замолчали, как по команде, посмотрели на меня, прыснули и довольно резво выбежали-выкатились, а последняя даже подтолкнула меня: мол, поторапливайся. Но я не спешил, неторопливо запер дверь, проверил, потом развернулся к Анне. Я постарался сглотнуть незаметно, не показать, как меня впечатлил и взволновал ее вид. На ней была лишь тонкая кружевная сорочка, которая не столько скрывала, сколько поддразнивала скорее ее сорвать. Я стоял, не смея подойти и коснуться дивной соблазнительной феи. Я и узнавал нимфу с летнего берега, и не узнавал. Она была еще… красивей… желанней… И она была моей. - Владимир… - шепот Анны еще сильнее взволновал меня. Она сама подошла ко мне и заглянула в глаза. – Владимир, мне сказали, вы знаете, что делать. - А… - я открыл рот от удивления. - Они ошиблись? Вы не знаете? Я прокашлялся. - Что вам еще сказали? - Чтобы я ни о чем не думала, и что вы, простите… известный жеребец. – она покраснела и опустила глаза. Я снова подавился. - Неужели? – смог я выдавить. – А что еще? - Что мне не бояться надо, а радоваться, что у мужа такое хозяйство. Я чуть от кашля не задохнулся. - Ну да, хозяйство у нас крепкое, нечего переживать, только при чем тут вы? – задумчиво продолжила Анна. – И еще про какую-то оглоблю… Владимир, что с вами? Воды? Она торопливо налила воды в стакан, принесла мне и неуверенно стукнула меня между лопаток. Я покашлял еще немного, отпил глоток и вернул стакан на столик. Пора было брать дело в свои руки. Что я и сделал – притянул к себе девушку. И чуть не застонал от разочарования, Анна повиновалась, как кукла. У нее даже глаза стали пустые, стеклянные. Я сгреб ее в охапку и опустился в кресло. - Аня… послушайте… послушай меня! – я встряхнул ее за плечи, чтобы вернуть ее внимание. Она посмотрела на меня испуганно, но без прежнего отчуждения. - Не думай, я… не чудовище. Да, ты стала моей женой, но это еще не значит, что я наброшусь на тебя. - я ласково погладил ее ладошку. – У тебя такие маленькие ручки. Кажется, ласки она испугалась еще больше – вся сжалась, съежилась. - Аня! – я отнес ее на кровать и замотал в одеяло. Анна не смогла скрыть шумного выдоха облегчения. - Не надо меня бояться! – я скинул халат и лег рядом с ней. - Я не буду… если вы кое-что мне пообещаете. - И что же? – я не подал вида, хотя меня покоробило вежливое «вы». - Что вы… не уедете… и будете приходить ко мне… пока… я… - Пока? – я нахмурился, не понимая. - Пока точно не станет известно, что у меня будет ребенок. Я подавился в который раз за вечер. - Значит… вам нужен только ребенок? - А вам не нужен? Я с трудом удержался от рычания, Анна опять понимает меня не так. - Я… еще не думал об этом. – как можно мягче сказал я. - Так вы обещаете? - Обещаю. – про себя я пообещал, что не уеду даже тогда. Она кивнула и стала сосредоточенно выбираться из одеяла, как бабочка из кокона. Поправив сорочку, Анна обняла меня за шею, и ее личико очутилось так близко от моего, что у меня дух захватило. Я крепче прижал ее к себе и поцеловал такие манящие губки. И все-таки, я ее совсем не понимал. Я чувствовал, что она изо всех сил пытается расслабиться, но выходило, что только сильнее напрягалась. Нежные губы показались мне безжизненными, поцелуй горчил непонятной тоской. - Аня… - я посмотрел ей в глаза и увидел просто океан несчастья. Она была несчастна со мной. - Аня… что с тобой? – я испугался. - Ничего. – она натянуто улыбнулась. - О ком ты думаешь? - Ни о ком. – голосок дрогнул, а мое сердце захолонуло от ревности. - Ты – моя! – мой голос стал низким, словно рык хищника. Я схватил девушку и смял в руках, как цветок. Жадно впился в ее губы поцелуем, разрывая кружево сорочки. Нежность девичьего тела показалась мне нереальной, и я тискал и мял его руками и ртом. Аня была сладкой. Везде. Я лизал, целовал, кусал ее. Губы, грудки, животик, попку, между ножек. И с каждым таким поцелуем-укусом распалялся еще больше. Скинув одежду, я навалился на мою красавицу, пошире раздвинул ее колени и протолкнул свое копье в нее. Аня только негромко всхлипнула, посмотрев на меня широко открытыми глазами. Я несколько секунд смотрел ей в глаза, но так и не пришел в себя, мне нужно было двигаться. И я стал делать это, беспрестанно целуя ее. Я никак не мог насытиться, я и ложился на жену, и поворачивал на бок, и закидывал стройные ножки к себе на плечи, но мне все было мало. И все же я обуздал свое хотение, со стыдом вспомнив, что только что творил с невинной девицей. Но и уйти я не мог. Не мог и все тут! Мне нужно было обнимать Анну, чувствовать, что она рядом, что она – моя! Я все же утомил мою девочку, она заснула довольно быстро. Когда ее дыхание стало размеренным, я немного отодвинулся, чтобы еще раз полюбоваться на нее, и стиснул зубы, увидев, что натворил. Мне показалось, что на теле Анны нет живого места, белую кожу уродовали темные пятна – следы моей несдержанности. Я укутал ее одеялом, прижал к себе и неслышно пообещал, что больше никогда не буду ее так мучить. Свечи догорели, но спать я не мог, терзаясь виной. Я так и пролежал до рассвета, обнимая жену. Когда в зыбких сумерках стало возможно рассмотреть цвет обоев, я осмелился еще раз взглянуть на Анну. Увиденное меня совсем не обрадовало, я поцеловал каждую отметину, едва прикасаясь губами. Потом нежно прильнул к ее губкам, сонно шевельнувшимся в ответ. Я радовался недолго – она проснулась. Сразу широко открыла глаза, посмотрела на меня и отвернулась, закусив губу. - Аня… прости меня! – покаянно выдохнул я, стараясь поймать ее взгляд. Но она молчала и не смотрела на меня. Я вздохнул и поднялся, следовало позаботиться об утреннем умывании. Ополоснувшись, я вернулся за женой. Анна явно не ожидала, что я буду ее купать, но спорить не стала. Я обмывал нежное тело и досадовал на себя, я хотел ее. Потом я стирал капли воды полотенцем, ладонями, губами, сходя с ума от желания. Мне следовало сдержаться, но я не смог. Хотя на этот раз я старался быть бережным и не стискивать ее слишком сильно. Наверное, помогла моя осторожность, очень скоро Анечка закрыла глаза и стала постанывать в такт моим толчкам. Сначала, я не поверил себе, но потом осмелел. И она вовсе не была против. Анна вдруг забилась подо мной и застонала громче, я крепко обнял ее и замер, содрогаясь от блаженства. Я гладил ее по волосам и целовал самыми легким поцелуями, пока ее дыхание не выровнялось. Аня хотела что-то сказать, но в дверь постучали. Я громко велел всем убираться и не тревожить нас, но момент безвозвратно ушел, она снова прятала глаза и кусала губы. *** Мы женаты уже целый месяц, а я все не могу признаться жене в своих чувствах. Иногда ночью мне кажется, что она со мной не только из-за клятв, но утром… она снова не смотрит на меня. Все же Анна не может простить мне грубость в нашу первую ночь. Я и сам себе не могу простить. Это утро было каким-то не таким, неправильным. Анна ни с того, ни с сего почувствовала себя плохо, отказалась от завтрака и убежала в сад. Я взял шаль и пошел за ней. Я укутал ее плечи пушистой шалью и строго напомнил, что уже наступила осень и довольно холодно. Она посмотрела на меня и криво улыбнулась. - Вам больше не нужно заботиться обо мне. Я растерянно моргнул, не понимая, чем я заслужил ледяной тон и отчуждение. - Что случилось, Анна? - Ничего. – легко ответила она. – Просто… вы выполнили свое обещание. - Обещание? – и тут я вспомнил наш разговор и то обещание, которое дал так опрометчиво. – Анна… у нас будет ребенок? Я выговорил эти слова медленно, понизив голос едва ли не до шепота. - Да. У меня будет ребенок. И… вам больше не нужно… уделять мне внимание. Я смотрел на нее, и дыхание мое становилось все тяжелее. Ей больше не спрятаться от меня под маской недотроги, не она ли каждую ночь стонет в моих руках, дрожит и жадно глотает воздух пересохшими губами. - Я уже говорил… и повторю еще раз: Ты – моя! – жестко чеканя каждое слово сказал я. – И это наш ребенок. Наш! Понимаешь? Анна едва слышно всхлипнула и отступила на шаг. Я не собирался отпускать ее, схватил, прижал к себе. - Ты моя! Моя! Никому не отдам тебя, никуда не отпущу, слышишь? Я… люблю тебя… Она упрямо оттолкнула меня. - И давно вы так решили? – спросила она с сарказмом. - Анна, мы с вами поклялись перед Богом в верности. Она вздохнула и чуть слышно сказала. - Можно хранить верность, но не любить. Я хотел вспылить, но потом понял, что она говорит обо мне. Я так порывисто поднял ее на руки, что Анна вскрикнула. Я не думал, что напугаю ее, но едва я закрыл дверь спальни, Анна стала умолять меня отпустить ее. Я старался успокоить ее, целовал, обнимал, но она плакала и отбивалась. - Анна! – я перехватил ее руки и прижал жену к кровати. - Перестань, я не хочу делать тебе больно! - Отпусти меня! Мне нельзя… Отпусти! – голосок ее звучал так жалобно, я был бы последним мерзавцем, если бы не выполнил ее просьбу. Я перебрался в кресло, продолжая обнимать ее, но Анне так было явно спокойнее. - Почему ты не веришь мне? Я люблю тебя, это правда. – я посмотрел ей в глаза. - Мне не нужна ваша жалость! И ложь не нужна! Я едва успел перехватить ее, Анна очень хотела сбежать. - Нет, ты совсем меня не слышишь. Я люблю тебя! Люблю! Анечка… - Нет… это не может быть правдой… - прошептала она. - Может. Это правда. Я давно уже сам не свой, но все не понимал, что со мной. А когда мы венчались – понял. Понял, что люблю тебя. Всегда любил. - Но почему ты молчал? – несчастно спросила Анна. - Боялся. Думал, что ты не любишь меня. – я легонько чмокнул ее в ушко. Она тихо шмыгнула носом и положила голову мне на плечо. - Ты простишь меня? За ту ночь? – рискнул спросить я. - За какую? - За первую. – я недовольно поджал губы, злясь на себя. - За что мне прощать тебя? Мне говорили, что будет больно, и что нужно потерпеть. - Аня, я был очень груб с тобой. Я не должен был… - Владимир, пожалуйста, не надо! – она вдруг порозовела. – Мне нельзя сейчас с тобой ложиться, у меня… у нас же будет маленький. - Я не понимаю, кто сказал, что нельзя? - Деревенские говорили. - Лучше спросим у доктора. – я улыбался до ушей. - Хорошо. – она искоса посмотрела на меня. - Что? - Ничего. - Совсем ничего? - Совсем. - Ты любишь меня? - А я думала ты понял. - Я надеюсь, что понял правильно. - Чего тогда спрашиваешь? - Аня! Любишь? - Не скажу! – таким обольстительным шепотом, что я не удержался от поцелуя. - Скажи! – потребовал я, отдышавшись. И она сдалась. - Люблю… - негромко и нежно. Я был счастлив. конец |