Искушение

- Сей поцелуй, дарованный тобой, преследует моё воображенье…
Владимир сглотнул, рванул воротник и шагнул в комнату. К её красоте, ещё и голос. Голос, который донельзя волнует его, манит, завораживает, заставляет сердце биться чаще.
Увидев его, Анна вскочила и попыталась уйти, но он не позволил.
- Стоять! – резко, отрывисто, как удар хлыста. - Разве я давал вам разрешение уйти? У меня для вас есть поручение. Я надеюсь, что я не должен вам напоминать, что вы должны выполнять мои поручения. Все мои поручения.
Он особенно подчеркнул слово «все», стоя за её спиной, проводя рукой вниз вдоль девичьего плеча. Сколько ещё он сможет бороться с этим искушением? Сможет ли заставить себя остаться делано равнодушным к её хрупкой красоте, к её манящей нежности?
Анна повернулась, и руки охотника сомкнулись вокруг тонкой талии.
Она не успела ничего сказать или сделать, он наклонился и прижался губами к её рту, заставив запрокинуть голову. Не ожидавшая подобной атаки, Анна растерялась и… потерялась в поцелуе. Но именно это упоение дало ей силы оттолкнуть нахала, оттолкнуть и ударить по щеке, наказывая за дерзость. Владимир ощутимо вздрогнул, глаза сузились.
- Ты – моя крепостная. И я буду делать с тобой всё, что захочу! – заявил он, снова резко притягивая к себе девушку.
- Пустите! Пустите меня немедленно! – Анна извивалась, колотя кулачками по его груди.
- Поцелуй, отпущу. – предложил Владимир.
- Отпустите меня! – строго приказала девушка, застыв от его дерзости. К её удивлению, барон разжал руки и даже заложил их за спину. Она сорвалась с места и грациозной ланью выбежала из комнаты. Если бы Анна не скрылась так поспешно, то поняла бы, почему Владимир опустил её. В гостиную вошёл Иван Иванович, удивленно осмотрелся и спросил: - А где Аннушка? Я же велел ей репетировать.
- Ах, это вы велели, папа. Я не знал. У меня уже голова болит от её музицирования.
- Ты преувеличиваешь, Володя. – добродушно проворчал старый барон. – Она прекрасно поёт.
- Мне уже пора, пап. – сын не желал снова ввязываться в спор о талантах воспитанницы отца.

Анна никак не могла успокоиться, не знала, что и думать. Владимир прежде никогда не выказывал ни малейшей заинтересованности. Снисходительная доброта его закончилась после первого же года в кадетском корпусе. Вернувшись на каникулы, он раз и навсегда пресек их былую дружбу, не желая больше опекать маленькую крепостную и, тем более, принимать в игры. Столкнувшись в дверях, он недовольно морщился и окидывал её презрительным взглядом, а когда она репетировала – уходил из дому. Ни Индия, ни Кавказ не изменили его отношения к ней. Владимир едва замечал её, и вдруг поцеловал. Для чего? Ещё раз унизить её? Ещё раз показать, что она никто, что её желания ничего не значат? Ей бы рассказать всё Ивану Ивановичу, но стыд не позволит. Как не может она сказать о домогательствах Карла Модестовича, так же промолчит и о выходке Владимира.
Ей нужно просто не думать об этом. Не думать ни о чём, кроме её грядущего выступления на балу.

Бал показался Анне волшебной сказкой, и она сама стала принцессой. Девушка купалась в восхищённых взглядах, в признании её таланта. Но её счастье поблекло, когда к ней подошёл Владимир. Бесцеремонно оттеснив симпатичного князя Репнина, с которым Анна только что познакомилась, барон Корф взял её за руку и увёл на балкон.
- Перестаньте кокетничать с Репниным. – приказал он, строго глядя ей в глаза.
- Мы с ним только познакомились, и я…
- И вы не станете давать ему никаких надежд! – перебил её барон.
- О чём вы говорите, Владимир? Я не посмею очаровывать его. Он князь, а я крепостная. – с едва заметной горечью ответила Анна.
- И я хочу, чтобы ты об этом не забывала. – угрожающе прошептал Корф, наклонившись к ней. Анна хотела отступить, но он крепко обхватил её за талию и снова поцеловал. Властно, уверено и… нежно. И не позволил себя ударить, легко перехватив взметнувшуюся руку.
- Ты – моя. Моя! – его глаза на мгновение торжествующе расширились, и снова прищурились.
- Я не ваша! Я принадлежу вашему отцу! – девушка нашла в себе силы возразить. – Пустите руку, мне больно.
Владимир нервно сглотнул и выпустил маленькую красавицу.
- Если ты не перестанешь флиртовать с Мишелем, то все узнают, кто ты, ясно?
- Да. Я всё поняла. Барин. – в последнем слове можно было услышать издёвку.
- Пойдём, я отведу тебя к отцу. – процедил барон.

После разговора с молодым барином, праздник для девушки оказался безнадёжно испорчен. Она вежливо улыбалась комплиментам, но без прежней искренности, отказалась танцевать и вскоре попросилась домой.
- Что с тобой, Аннушка? – обеспокоился старый барон.
- Ничего, дядюшка. Просто устала.
Конечно, он не смог отказать любимице, и они отправились домой. Только вот Анна совсем не ожидала, что Владимир присоединится к ним. Он сел рядом с отцом и, казалось, рассеянно слушал его восхищённые реплики красоте и таланту Анны. Но девушка видела, как ловко он подбадривает отца говорить ещё и ещё, словно пытается узнать о каждой её улыбке, о каждом комплименте, адресованном ей. И ещё его взгляд. Взгляд хищника из-под прикрытых век. Он только притворялся усталым. Но при Иване Ивановиче он не посмеет даже прикоснуться к ней. И это успокоило красавицу.
Но её спокойствие было разбито свалившейся новостью – опекун возвращается в поместье, а её оставляет в столице. И готовность Владимира сопровождать её на прослушивание только испугало Анну.
- Дядюшка, позвольте мне поехать с вами!
- Анечка, ну что ты? Сергей Степанович очень хочет получше рассмотреть твой талант. И я это только одобряю! Ты же хочешь быть актрисой?
Сказать ему правду сейчас, значило разбить все его чаяния. Она не хотела. Она давно не хотела быть актрисой. Но Иван Иванович был так счастлив, что ей не хватало духу открыть ему свои желания. А они были такими простыми. Дом, семья, дети, заботливый муж. Любовь. Любовь настоящая. Любовь, от которой заходится сердце. Которую не нужно играть. Которой можно просто жить! Но ей, увы, ничего такого не позволено. Для этого есть только театр. Но ведь на сцене всё ненастоящее. Любовь, страсть, ненависть, страх – всё фальшивое. И ей нужно сделать фальшивое настоящим, она старается, как может. Только это наверное, невозможно, она сама словно пропитывается этой фальшью, становится такой же подделкой.

Анна впервые репетировала, не чувствуя одобрительного взгляда опекуна. У неё сейчас был другой зритель – ехидный и безжалостный.
- С таким лицом и сын такого змея! Что ж я пожну, когда так страшно сею? Что могут обещать мне времена, когда врагом я так увлечена? – читала Анна с листа.
- Стоп! – с ленцой взмахнул рукой Владимир. – Ваша беда в том, что вы не знаете, о чём говорите. Увлечены? Вы хоть раз в жизни были кем-то увлечены? Могу спорить, что нет.
- Это не имеет значения. Я смогу сыграть. – сдержанно возразила девушка.
- Даже я вам не верю, а вы хотите, чтобы поверил директор Императорских театров. – хмыкнул барон.
- Ивану Ивановичу так не кажется.
- Отец слишком снисходителен к вам.
- Да, на ваше снисхождение мне рассчитывать не приходится.
- Полно, Анна. – вздохнул он. – Я бы не стал показывать вас Сергею Степановичу, но раз отец так хочет… Давайте-ка с этого места… Я ваших рук рукой коснулся грубой…
Барон поднялся на сцену, взял руки девушки в свои и начал:
- Я ваших рук рукой коснулся грубой. Чтоб смыть кощунство, я даю обет: К угоднице спаломничают губы И зацелуют святотатства след.
Анна подняла на него испуганные глаза, пытаясь высвободить руки из тёплого плена его ладоней.
- Святой отец, пожатье рук законно. Пожатье рук – естественный привет. Паломники святыням бьют поклоны, Прикладываться надобности нет.
Владимир и не думал выпускать её, напротив, притянул ближе к себе, и говорил совсем негромко.
- Однако губы нам даны на что-то?
- Святой отец, молитвы воссылать. – возражала она, стараясь отодвинуться.
- Так вот молитва: дайте им работу. Склоните слух ко мне, святая мать. – он словно не замечал её попыток, обнимая всё крепче.
- Склоненье слуха не склоняет стана. – Анна запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, но лучше бы она этого не делала. Вместо обычного ледяного презрения или насмешки она увидела… торжество, вызов и туманную глубину какого-то чувства, нового для неё.
- Не надо наклоняться, сам достану. - Обольстительно-сладко мурлыкнул мужчина у самых губ красавицы и поцеловал её. Анна не думала прежде, что поцелуи бывают такими. Барон слыл грешником, и поцелуй его был грешным. Девушка едва нашла в себе силы для сопротивления, вырвалась, прижала ладони к пылающим щекам.
- Вы хотите, чтобы я увлеклась вами? – как можно ехиднее произнесла она.
- Почему бы и нет? Но это совсем не по роли. Сейчас мой текст. Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
- Я не буду больше репетировать с вами! – Анна побежала к кулисам, но барон настиг её в два шага.
- Не смей убегать! – строго заявил он, обхватив её за талию.
- Чего изволите, барин? – она постаралась, чтобы голос прозвучал холодно и ровно, хотя она вся горела от бесстыдного поцелуя.
Казалось бы, простой вопрос, а что ответить? Чего он хочет? Он знал ответ, но этот ответ казался ему невозможным. Он хочет, чтобы Анна была с ним. Чтобы она принадлежала только ему. И он старательно гнал от себя эти мысли. Нежность, полоснувшая сердце, испугала и возмутила молодого Корфа.
- Ничего. – он резко разжал руки. – Ступай.
Анна пошатнулась, но удержала равновесие, медленно отступила, всё ещё не веря, что он опустил её, и пустилась бегом.
- Ступай… - повторил Владимир, проводя ладонями по лицу. Да, что же это с ним такое? Стоило всего раз уступить своим желаниям, и он хочет всё больше и больше. Казалось бы, что значит поцелуй. Он давно потерял им счёт. Многие слишком охотно дарили их, но Анна… Её губы были слаще мёда, он боялся даже представить, что с ним будет, если он позволит себе зайти дальше. Вернее, если она позволит. Он, конечно, может приказать ей… но выполнит ли она его приказ? И что он сделает с ней за отказ?
Владимир хмыкнул, осознав всю иллюзорность своей власти над Анной. Почему-то это было неприятно.

Вечером молодой Корф никуда не поехал, велел слугам отвечать, что хозяев нет, и расположился на диване в гостиной. Следовало в мелочах обдумать завтрашнюю поездку в театр. Что он может сделать, чтобы Анна не понравилась Сергею Степановичу? Старый ловелас слишком восхищался юной актрисой ещё на балу, будь даже Анна в десять раз менее талантливой, чем она есть, князь все равно бы принял её в труппу. Или купил, если бы знал, что она крепостная. Купил бы… Нет, ему нельзя показывать Анну. Никак нельзя. Но он обещал отцу… Один выход – увезти Анну в поместье. Уехать потому что… ему нужно оправиться от сердечной раны. Да! Он с утра возьмёт отпуск, и они с Анной вернутся в поместье.

Анна была обескуражена решением Владимира уехать в деревню. Она робко пыталась ему напомнить о прослушивании, но он посмотрел на неё ледяным взглядом и велел собираться. Девушка молча ушла в свою комнату.
Когда она вышла во двор, Владимир нетерпеливо переминался около крыльца. Он ничего ей не сказал, но его взгляд не выражал одобрения. Он явно был недоволен, но всё же протянул ей руку, помогая подняться в карету. И сел с ней рядом.
- Трогай! – от громкого приказа кучеру Анна сжалась и отодвинулась в угол. Владимир зевнул и с безразличным видом приладился подремать. Девушка едва заметно выдохнула и расслабилась, удобно примостив голову на спинку сиденья.
Городская мостовая быстро закончилась, под колеса стелился теперь широкий тракт. Мерное покачивание убаюкивало, и Анна не заметила, как провалилась в сон.
Владимир любовался спящей красавицей, но не смог противостоять соблазну прикоснуться. Ведь необходимо было поправить золотистые завитки, выбившиеся из-под шляпки, потом и вовсе снять её, провести пальцами по тонкой шейке, ослабить завязки плаща и слишком тугую застежку платья у горла. И как не прижаться губами к открывшейся ниточке пульса, продолжая расстегивать платье, добираясь до шёлка плеч.
Анна негромко застонала от охватившего её блаженства, так не хотелось просыпаться, навсегда остаться в этом сне, где есть Он – нежный, ласковый, обольстительный. Где нет никаких условностей, запретов, стыда. Она сама выпростала руки из рукавов, позволяя искусителю стянуть платье до талии. Мужчина с хрипом выдохнул ей в губы и поцеловал так, что голова закружилась. Он уложил её, ослабевшую от ласки, на сиденье, снял сапожки, стянул платье. Анна лежала перед ним лишь в сорочке, панталонах и чулках и совсем не испытывала стыда. Ведь это только сон, а во сне можно всё. Можно не протестовать, когда умелые руки распутывают завязки панталон и снимают их, можно потерять голову от незнакомой сладости бесстыдных ласк. Его тёплые ладони скользили по её бедрам, поднимались по животу, гладили грудки под сорочкой, сдвигали вверх тонкое кружево, открывая её тело для его губ. И Анна беззвучно стонала, изнывая от сладких поцелуев, вцепляясь в ткань его рубашки. А его руки… Боже, что они вытворяли! От их прикосновений она тонула в сладком забытье, позволяла ему трогать себя, захлёбываясь проснувшимся вожделением.
Владимир поначалу действовал осторожно, опасаясь, что красавица опомнится, но с каждой секундой его всё больше затягивало в омут. Он забыл обо всём, освободив от одежды юную красоту хрупкого тела. Анна была такой сладкой, такой желанной. Восторг затопил его, когда Владимир накрыл губами вершинку мягкого холмика. Он слегка прикусил отвердевший сосок, даря златовласке новое наслаждение. Она ещё не умела отвечать на его ласки, только беспомощно стискивала его рубашку, но совсем скоро она научится. Она уже призывно выгибается, умоляя о новом блаженстве, сладко трепещет от нескромных прикосновений его пальцев и разводит ножки, готовая впустить его в ворота рая. Но только он не может, не смеет, не здесь, не сейчас. Он и без того осквернил её чистоту грешными поцелуями.
Анна негромко пискнула и забилась, стараясь свести колени, заставить мужчину перестать целовать её т а м. Безумно грешно, безумно сладко, безумно! Но из его объятий не вырваться, не разомкнуть сильные руки. А его язык… ох… как же он… что же он делает… нет, это только сон, в жизни не может быть такого блаженства! Сердце то замирает в груди, то начинает частить, и сама она не может дышать, может только хватать воздух пересохшими губами. И вдруг ей стало так хорошо, что в глазах потемнело.
Вынырнув из медового забытья, Анна встретилась глазами с Владимиром. Он улыбнулся и ласково прикоснулся к её щеке. Девушка села, отодвигаясь от него, и только сейчас поняла, что всё произошедшее не было сном. Она схватила платье, прикрылась им, забиваясь в угол. Владимир вздохнул и отвёл глаза, Анна торопливо натянула платье, с трудом попав в рукава, дрожащие пальцы не могли застегнуть мелкие пуговки неудобной застежки. Барон решительно подсел к ней, развернул спиной к себе и застегнул пуговицы, помог надеть плащ и шляпку.
Анна закусила губу, сгорая от стыда, только что она… она… о, Господи, что же она наделала?! Как она могла подумать, что это сон? Как теперь она сможет смотреть в глаза молодому Корфу? После того, что позволила ему.
Карета остановилась, и зычный голос кучера объявил, что они приехали. Анна изо всех сил сохраняла видимость приличий, даже приняла помощь Владимира, выходя из кареты, но потом, быстро поздоровавшись с дядюшкой, убежала в свою комнату.
- Что-то Аннушка сама не своя… - покачал головой Иван Иванович. Владимир многозначительно хмыкнул и тоже ушёл к себе.
Заперев дверь, он выложил на кровать свои сокровища, собираясь, Анна совершенно забыла о белье, и теперь он был обладателем этого кружевного чуда. Но созерцание женского белья вовсе не способствовало уменьшению известного напряжения. Пришлось свернуть и убрать свой трофей и помочь себе давно известным всем мужчинам способом, потом облиться холодной водой.

Долго отсиживаться в своей комнате Анне не позволили, Иван Иванович желал продолжить репетиции. Раз уж сорвалось прослушивание в Императорском театре, он зазовет Сергея Степановича к себе на спектакль, а в родном доме и стены помогают. В домашней постановке Анна будет блистать даже ярче, чем на незнакомой сцене. Но девушка спутала все его планы. Она выглядела бледной и растерянной, даже не старалась вжиться в роль, а взглянув на Ромео покраснела, извинилась и убежала за кулисы. Старый барон пошёл за ней.
- Аннушка, что с тобой? – недоумевал Иван Иванович, глядя на девушку, уткнувшуюся в ладони. Она только мотала головой и молчала.
- Тебя кто-то обидел? Владимир тебе что-то наговорил? – продолжал расспрашивать барон.
- Прошу вас… пожалуйста… не заставляйте меня выходить на сцену. Я не смогу! – выговорила Анна и не смогла сдержать рыданий.
- Ну, ну… не нужно плакать. Сегодня отдыхай, а завтра поговорим. – он погладил её по голове, как ребенка.
Когда за опекуном закрылась дверь, Анна расслабилась, радуясь этой передышке. Только радость её была недолгой. Она только-только смыла слезы и расстегнула платье, чтобы переодеться в домашнее, в гримёрку пожаловал управляющий.
- Чего вам угодно, Карл Модестович? – она придерживала платье на груди, хоть так спасаясь от похотливого взгляда.
- Полно недотрогу строить! – хмыкнул он, пощипывая ус. – Весь дом знает, как ты с барином молодым в карете… каталась.
- Он - барин, а вы – управляющий. – резонно заметила Анна.
- А я ж о чём? Что я, бар не знаю? Другой раз не взглянет, да и старик, если узнает – знаешь, что сделает? – немец упивался обретенной властью. - Хочешь сладко есть и мягко спать, как прежде, придётся коготки спрятать. Будешь теперь со мной ласкова.
- Убирайтесь, Карл Модестович!
- По-хорошему не хочешь… Но я люблю упрямых! – он подошёл к девушке, протянул руки, чтобы обнять, но властный голос заставил управляющего съежиться.
- Карл Модестович! – сурово окликнул его Владимир. - Что это вы затеяли?
- Я, барин… ничего… Батюшка ваш недоволен, что Анна репетировать отказалась.
- Это не ваша забота. Анна больше не будет играть в театре. А если я ещё раз увижу вас возле неё, пеняйте на себя!
Хитрый немец слишком поздно понял свою ошибку. Он-то посчитал, что недотрога более неинтересна молодому повесе, ведь горничные были свято уверены, - Корф получил, что хотел. А оно вон как… видать не налакомился ещё.
Карл Модестович, не дыша, по стеночке просочился мимо барина и за дверью пустился бегом, подальше от этого бешеного. Смотрел ведь как, словно удавить хотел!

Владимир посмотрел на замершую девушку.
- Позвольте, я помогу вам. – не дожидаясь ответа, подошёл к ней. - Вы это снимаете или надеваете?
- Спасибо, я сама! – Анна отшатнулась от мужчины.
- Володя! – Иван Иванович сердито-изумлённо окликнул его от двери. – Значит… эти ужасные сплетни, правда?
- Какие сплетни, папа? – равнодушно спросил Владимир. Анна, пользуясь моментом, убежала за ширму.
- Что произошло у вас в дороге? – старый барон в упор посмотрел на сына.
- Ничего такого. – молодой человек небрежно пожал плечами. – Мне нужно было… отвлечься, а Анна ничем не хуже других женщин.
- Ты знал, что Анна мне, как дочь! – вскипел Иван Иванович.
- Было бы это так на самом деле, ты давно выписал бы ей вольную и замуж выдал.
- У неё талант! Анна должна блистать на сцене!
- Полно, папа. А за кулисами, что с ней было бы? Кого ты прочил ей в покровители? Хотя, так даже лучше. Её покровителем могу быть я.
- Нет, Владимир, ты не должен был так обращаться с ней. Ты исправишь то, что сделал.
- Исправлю? Каким образом?
- Ты женишься на Анне. Сегодня же.
- Сегодня? – Владимир недоверчиво посмотрел на родителя.
- Да, сегодня. И это не обсуждается.

Анна стояла за ширмой и не верила своим ушам. Владимир говорил про неё ужасные вещи, а дядюшка в попытке защитить, сделал всё только ещё хуже. Она совершенно не знала, что делать, словно земля внезапно разверзлась под ногами, и остаётся только лететь в пропасть, сжимаясь в ожидании удара и конца.

Иван Иванович строго велел Владимиру собираться и, когда сын вышел, ласково заговорил с Анной.
- Не бойся, Аннушка, всё можно исправить. Конечно, судачить всё равно будут, но замужней женщине сплетни не так страшны, как девице.
- Дядюшка, прошу вас! – девушка вышла из-за ширмы, переодетая в домашнее платье. – Эта свадьба не принесёт счастья ни мне, ни Владимиру! Он же сказал, я просто подвернулась под руку, ему было всё равно!
- Мне не всё равно, что это оказалась ты. Я должен защитить тебя.
- Прошу вас, не нужно!
- Нужно. Это и моя вина. Я не забрал тебя с собой, хотя ты просила. Довольно спорить, собирайся.

Анна знала, что отказаться венчаться перед алтарём у неё не хватит духу, но вряд ли Владимир согласится потерять свою свободу. Примерно с такими мыслями она вошла в церковь.
Но как же она ошибалась! Владимир твёрдо ответил согласием на вопрос батюшки и чувствительно сжал её руку, словно предупреждая, что не позволит ей отказаться. Её голосок прозвучал еле слышно, но и этого оказалось достаточно. Анны Платоновой больше не было, вместо неё появилась баронесса Корф.

Анна совсем не ожидала, что Владимир захочет внести её в дом и испуганно охнула от неожиданности, когда очутилась у него на руках.
- Володя, что ты делаешь? – нахмурился Иван Иванович.
- Делаю то, что положено. – довольно весело ответил молодой человек.
- Поставь Анечку, хватит!
Владимир только ускорил шаг и отпустил жену лишь в гостиной. Не зная, как спрятать смятение, Анна побежала наверх.
- Переодевайтесь и спускайтесь ужину! – вслед ей крикнул новоиспечённый муж.
Девушка поняла, что он не позволит ей остаться в комнате, придётся взять себя в руки и, как обычно, не обращать внимания на пересуды прислуги за спиной. Это всего лишь ужин.

Анна не поднимала глаз и не видела, как хмурится Иван Иванович, как не сводит с неё взгляда Владимир.
- Ну всё, довольно! – недовольно произнёс старый барон. – Теперь всё будет по-прежнему.
- Ничего не будет по-прежнему, папа. Теперь всё будет совсем по-другому.
- О чём ты, Володя?
- О том, что Анна – моя жена. И это не просто слова.
- Владимир, перестань! Разве тебе мало других женщин?
- Разве другая женщина сможет родить мне наследника?
Только теперь девушка подняла голову и внимательно посмотрела на спорящих мужчин.
- Простите меня… мне нужно уйти… - она не могла больше оставаться рядом с ними. Владимир выскочил из-за стола и побежал за ней.
- Анна! – но его голос лишь подстегнул красавицу, она и не подумала остановиться. Только дверь запереть ей не удалось, это сделал Владимир, ворвавшись за ней в комнату.
- Прошу вас, уйдите! Я не могу… не смогу… не хочу больше вас видеть!
- Вы согласились стать моей женой, Анна. – упрямо произнёс барон.
- У меня не было выбора. Вы прекрасно знаете, я не могла ответить «нет»! Так опозорить дядюшку и вас я бы не смогла…
Она вся сейчас была словно поникший цветок, Владимир почувствовал угрызения совести.
- Анна… я постараюсь, чтобы всё было не так плохо.
Он бережно, но настойчиво обнял красавицу, она с неожиданной силой вырвалась.
- Для чего это вам?! Весь этот фарс со свадьбой?! – закричала она.
- Потому что я этого хотел. – просто ответил Владимир.
- Хотели… жениться на мне? На мне?
- Да.
- Нет… вы говорили про меня ужасные вещи!
- Какие?
- Какая у вас короткая память. – устало выдохнула она. – Если вам всё равно с кем… отвлекаться, то я так не могу. Я уверена, что вы найдёте множество женщин, которые гораздо лучше меня.
- Анна, короткая память у вас. Я сказал отцу, что вы не хуже других. И я знал, что он не услышит в моих словах главного.
- К сожалению, он слишком быстро решил меня спасти.
- Да. И если бы я сказал ему правду, то вы бы стали моей очень нескоро.
- Я не понимаю вас.
- Ему бы и в голову не пришло вас спасать, признайся я, что давно и безнадёжно влюблён в самую лучшую, в самую необыкновенную девушку на свете.
Анна побледнела и отступила на шаг, а Владимир продолжал: - И это вы, Анна.
- Нет, это неправда. Вы никогда не любили меня.
- Я очень хотел, чтобы вы в это верили.
- Но почему, Владимир? Почему? – душевная боль выплеснулась в голос.
- Неужели вы не понимаете, Анна? – грустно улыбнулся барон. – Я был слишком горд, чтобы признать свою любовь к крепостной. Мучил вас, мучился сам.
- Мучились… - она горько хмыкнула.
- Да. – он выдохнул это слово, крепко притиснув к себе девушку. – Я с ума сходил… когда ты была рядом…
Анна слабо вырывалась, от его горячего дыхания по коже бежали мурашки, в глазах темнело. Его голос, шепчущий её имя, тёплые губы, скользящие по её шее, руки, властно сжимающие её талию, от этого не хотелось спасаться.
- Я хотел обнимать тебя, целовать… Хотел, чтобы ты была только моей…
Анна уже не принадлежала себе, её тело перестало слушаться. Голова запрокинулась, открывая шею для поцелуев, спина прогнулась, подчиняясь ласковым указаниям мужских ладоней.
- Моя… Ан-на…
Нежные его губы властно накрыли её рот, от сладкого поцелуя коленки совсем ослабели. Почувствовав, что она больше не может стоять, Владимир уложил её на кровать, не выпуская из объятий. Теряясь в поцелуях, Анна не заметила, как он расстегнул и стянул её платье, она только слабо застонала, когда Владимир совсем снял его и отбросил в сторону. Мужские поцелуи стали ещё требовательнее, ещё жарче, руки настойчиво снимали тонкий батист и кружева, всё ещё скрывающие женское тело.
Чем больше открывалось взгляду, тем больше Владимир шалел. Это же Анна! Анна теперь его жена! И он обнимает и целует её по праву мужа, теперь он – единственный её повелитель, теперь она принадлежит ему. Навсегда! Её сладкие манящие губы, её шелковистая кожа, её тело, и, главное, её душа! Она тоже принадлежит ему. Владимир мягко коснулся губами ямочки между ключиц.
- Моя… - поцелуй, словно печать, слово, как заклинание.
Он обнимал девушку, и ему казалось, что вся она может уместиться в его ладонях, словно маленькая птичка. Нежность к ней захлёстывала его и заставляла быть нетерпеливым. Владимир содрал с себя рубашку, прижался грудью к шелковистой коже красавицы. Тонкие руки обвили его шею, нежные губы сладко прильнули к губам, сводя с ума.
- Аня… Анечка… - шептал он, сжимая её в объятьях, и она таяла, растворялась в ласковом голосе, в его горячности. Невозможно было не обнимать его, не искать поцелуев, когда он прижимается, такой горячий, сильный. Его гладкая спина под ладонями, жар тела вместо полотна одежды, и… внезапная боль, виноватые глаза Владимира и снова жар...

Анна приоткрыла глаза и снова зажмурилась, Владимир смотрел на нее, ласково улыбаясь.
- Доброе утро, баронесса. – он нежно поцеловал её в плечо.
- Владимир, перестаньте…
- Отчего вы так строги? – игривость из его голоса никуда не делась.
- Довольно этого фарса. Вы не можете жениться на крепостной. Вы просто получили то, что хотели.
- Глупенькая! – барон сгрёб её в охапку. – Неужели ты думаешь, что отец пошёл бы на такой обман? Нет, моя дорогая, ты теперь моя жена. Моя жена!
- Не могу поверить, что вы рады этому.
- Анна… вся моя жизнь принадлежит теперь только вам. Вы будете счастливы, я обещаю. Только позвольте мне сделать вас счастливой.
- Позволить вам?
- Да… - он наклонился и настойчиво прильнул к её губам. – Довольно спорить, сердце моё.
И не позволив ей ответить, снова запечатал ей ротик поцелуем.

P. S.
Иван Иванович довольно быстро привык к новому положению вещей в доме, а через год радовался первому внуку.