|
Я люблю ее, в этом моя беда и моя радость. Я возненавидел свою слабость, когда понял, что мне не удается избавиться от этих чувств. Я все время твердил себе, что она мне не пара, что несмотря на воспитание, она всего лишь крепостная. Моя крепостная. Моя Анна. Мой ангел. Я помню тот день, когда она впервые появилась в нашем доме, словно это было вчера. Хорошенькая белокурая малышка с любопытными серыми глазенками. Мне стало неприятно, когда мама обняла ее и погладила по голове. Мне совсем не понравилось, что я должен буду делить мамино внимание с этой незнакомой девочкой, хотя я считал себя уже достаточно взрослым, чтобы позволять обнимать и целовать себя прилюдно. Мне было уже восемь лет. - Кто это, мама? – мое недовольство было заметно по голосу. Малышка прижалась к маме, словно ища у нее защиты. - Это Анна. Она будет жить с нами. - Зачем? – я насупился. - Ей негде жить, и о ней больше никто не может позаботиться. - Ну и что! Я не хочу, чтобы она жила здесь. – я ревниво поглядывал на девочку. Мам грустно улыбнулась. - Я всегда думала, что мой сын великодушный человек, как его отец, мне жаль, что я ошиблась. От разочарования прозвучавшего в мамином голосе, я вспыхнул, а потом расплакался, как маленький, подбежал к маме и уткнулся лицом ей в подол. - Не плачь! – услышал я тихий голосок. – Вот, возьми. Я повернул голову, девочка протягивала мне старую потрепанную игрушку, то ли зайца, то ли собаку. - Возьми, он умет рассказывать сказки. – сказала она, словно по секрету. – Не плачь. Подумать только, меня утешает эта малявка! Я не знал, что делать, и взял это странное создание. При ближайшем рассмотрении это оказалось все же ближе к собаке, хотя длинные уши и придавали ему сходство с зайцем. - Тяф! – я ткнул игрушкой в живот девочке, от чего она залилась смехом. – Тяф! Тяф! Мне понравилось, как она смеется. Отдав малышке игрушку, я уверил маму, что она не ошиблась во мне, и что Анна может остаться, я совсем не против. Анна оказалась неожиданно занятной. Я все больше времени проводил, возясь с ней. В свои четыре года малышка хотела знать все на свете. Про облака, про цветы, про речку, про рыб, про птиц. Ее вопросам не было конца. - Володя, а это кто? А почему? А куда? А зачем? Отвечая на вопросы, я чувствовал себя ужасно умным и взрослым. Как-то я выстругивал кораблик из деревяшки, Анна наблюдала за мной во все глаза, по обыкновению засыпая меня вопросами. - А он поплывет? А куда? А парус у него будет? А какое это дерево? А он не утонет? Я с трудом успевал ответить на один вопрос, как на меня сыпались два следующих. Потом мы вместе торжественно спустили кораблик на воду. Он поплыл, покачивая белоснежными парусами, явно направляясь к середине пруда. Анна хлопала в ладоши и смеялась, а я гордился собой. - Владимир, какой он красивый! – ее восхищению не было предела. Мама учила Анну играть на рояле и французскому, девочка все схватывала на лету. Отец улыбался и кивал головой, наблюдая за ее успехами. Когда она не занималась, то ходила за мной как хвостик. Иногда мне это досаждало, я злился и прогонял ее. Потом мне становилось стыдно, и я приходил мириться. Она недолго на меня обижалась, с легкостью прощая мою грубость, мы снова становились друзьями. После похорон мамы я плакал, уткнувшись в пушистые волосы, и Анна гладила меня по голове. Это был первый и последний раз, когда я показал ей свою слабость. Потом для Анны наняли гувернантку, которая продолжила ее обучение. Для меня было потрясением узнать, что Анна принадлежит мне, как обычная вещь, вроде рубашки. Она была моей собственностью. Ну, будет когда-нибудь. Меня все время готовили к тому, что я унаследую поместье и стану полновластным хозяином. И для Анны тоже. Я никому не позволял помыкать ей или тем более обижать, мне это было неприятно. Я ее хозяин. Я, и больше никто! Эта мысль странным образом грела меня. Мы впервые расстались надолго, когда я уехал учиться в Петербург в кадетский корпус. Именно там я понял, что люблю. Люблю девочку, оставшуюся в поместье. Я был рослым и казался несколько старше своих лет, мне льстило внимание роскошно одетых дам. Я сам не понял, как оказался в постели одной из них. То, что мы делали оказалось чертовски приятным занятием. Приехав на каникулы домой, я было заскучал, но быстро утешился в полузабытых детских забавах. Анна сперва дичилась меня, но потом оттаяла. В этот год мы в последний раз вместе ходили на рыбалку, и она смеялась, радуясь моей удаче, когда я голыми руками ловил в ручье юрких голавлей. Еще через год между нами ледяной стеной встало слово – барин. Я сам приказал ей так называть меня. Не знаю, что на меня нашло, что вызвало мое неудовольствие, может быть мое растущее влечение к ней, а может любовь, которую я не мог побороть, но с тех пор она не называет меня иначе. Я навсегда потерял ее дружбу. В последующие годы у меня было достаточно женщин, чтобы удовлетворить тело, но ни одной для души. Анна с каждым годом становилась все краше, расцветая под опекой отца, как диковинный оранжерейный цветок. Если бы не некоторые слухи, я мог бы подумать, что отец любит ее не просто как ценитель красоты. Я узнал, что после смерти мамы он перенес удар, который лишил его радости обладать женщинами. Я редко наведывался домой, и отец все больше сближался с Анной. Приезжая, я чувствовал себя лишним в их тихом мирке, терзаясь ревностью и стыдясь своих желаний. Не раз и не два я представлял Анну в своих объятьях, я до каждого движения, до каждого слова знал, что хочу сделать с ней. Бесстыдно хотел и не смел коснуться. Она была моим ангелом - чистым и невинным. Неожиданно умер отец. При этом известии внутри меня образовалась пустота. Я еще раз перечитал письмо, легкий затейливый почерк Анны сообщал жуткую новость: отца больше нет. Я вышел из казармы, в чем был, и побрел по ночному Петербургу. Редкие снежники падали мне на плечи, на волосы, я не замечал их, занятый одним вопросом – Как мне жить дальше? Решение я принял той же ночью, не годилось оставлять поместье без хозяина. К тому же, там была Анна. Прошение об отставке я писал с легким сердцем. Через пару недель после похорон отца Анна вошла в мой кабинет. - Звали, барин? – бледное личико было бесстрастным, хотя глаза припухли от недавних слез. - Да. – мне стало противно от того, что я собирался сделать. Я был ее хозяином, но она была не такой как другие. Ее близость раздувала нешуточный пожар в моем теле, который не загасить никому, кроме нее. – Сегодня вечером придешь ко мне в спальню. – твердо выговорил я. Анна не сжалась, не вздрогнула, только обреченно вздохнула и опустила глаза. - Даже до сороковин не дотерпели… - сказала, словно мысли вслух. - Ступай! – я чуть повысил голос, мне было неприятно осознавать ее правоту. Днем раньше, днем позже… это должно случиться. Анна должна стать моей. Может быть тогда мне удастся разорвать эту привязь. Ближе к полуночи дверь отворилась, Анна не посмела ослушаться. Она молча вошла и прикрыла дверь. Я повернулся, унимая бешено стучащее сердце. Девушка была одета, но так даже лучше, мне нравится самому раздевать женщин. Я приказал, - Подойди! Анна сделала пару шагов и снова остановилась. Мое нетерпение возросло до немыслимых размеров, я сам подошел к ней и обнял тонкий стан. Вернее, попытался обнять, потому что от ее жалобного голоса руки сами опустились. - Пожалуйста, не надо… - серые глаза заволокло пеленой слез. - Не надо меня бояться, Анечка. – я старался быть нежным. - Грешно это, барин. Мне даже к вам в комнату входить грех. - Свои грехи я замолю как-нибудь, - усмехнулся я, все еще не решаясь прикоснуться к ней. - Отпустите меня… пожалуйста… - обреченная мольба в тихом голосе показала, что она считает меня безжалостным чудовищем. Я почувствовал, как внутри зарождается злость. - Хорошо, иди. Только тебе придется выбрать, Анна. Или ты остаешься сейчас со мной и живешь как раньше, или… - Или? – в ее глазах зажглась надежда. - Или ты будешь жить так же, как остальные дворовые, в людской. Будешь одеваться как все и работать наравне со всеми. Выбирай. Я был уверен, что моя хрупкая изнеженная девочка выберет комфорт и беззаботное существование, поэтому был ошеломлен, когда она поклонилась мне в пояс, прошептала, - Спасибо, барин. – и выскользнула за дверь. Теперь я был зол на себя. Я так привык к развращенному свету, что посмел усомниться в моем ангеле. Теперь мне придется выполнить свое обещание. Наутро управляющий получил распоряжения, касающиеся Анны. Никаких привилегий. Я утешался тем, что чем скорее Анна поймет как это – быть крепостной по-настоящему, тем скорее я получу желаемое. Дни шли за днями, слагаясь в безрадостные месяцы. Без света милых глаз все вокруг было тускло-серым, ничто не могло развеять мою тоску. Хуже всего было то, что я вовсе перестал видеть мою девочку, искать ее специально или справляться о ней мне не позволяла гордость. Я чувствовал себя так, словно меня поманили обещанием счастья, а потом обманули. Зима прочно утвердилась в своих правах, на реках и озерах застыл ледяной панцирь, деревья и поля спали, укрытые снегом. Я объезжал свои владения просто так, чтобы хоть как-то отвлечься, и вдруг на реке увидел… Анну. Сердце сдвоено стукнуло, я не ошибся, это была она. Что она делает? Неужели… Бог мой, да она стирает! Я вскипел. Как посмел управляющий послать такую маленькую хрупкую девочку на такую тяжелую работу?! Я подъехал ближе, Анна, заметив меня, спокойно поднялась, поклонилась и снова потянулась к белью. Я спрыгнул с лошади. - Оставь это! – приказ резко прозвучал в снежной тишине. - Что вам угодно, барин? – Анна стряхнула капли воды и подула в озябшие ладошки. – Мне нужно выполнить урок, иначе управляющий выпорет меня. Я словно очутился внутри огромного колокола, от неслышного удара мир раздвоился, растроился. Из-за моей похоти моего ангела в любой момент могли выпороть, а я бы ничего не узнал. Я постыдно мало интересовался жизнью поместья, замкнувшись в своей обиде. - Анечка… - я взял ее ледяные ладошки в свои и только теперь заметил обветренную потрескавшуюся кожу, ранки и мозоли. Это я был всему виной, колокол ударил еще раз, земля качнулась под ногами. - Аня, ты вернешься в дом, будешь жить как при отце. Она отрицательно покачала головой, - Я ничем не смогу отплатить за эту милость. – Серые глаза строго взглянули на меня, и тут Анна закашлялась нехорошим сухим кашлем. Я без лишних разговоров закинул ее в седло, сам сел позади нее и галопом помчался в поместье. Я всю дорогу надеялся, что мне просто кажется, что у девушки жар, что она дрожит просто из-за страха передо мной или из-за холода. Дома я первым делом снял с нее намокший кожушок, все же, возясь в воде, трудно не облиться, тем более, если полощешь тяжелую непослушную простынь. К сожалению, мне не показалось, сейчас я видел болезненный блеск ее глаз и лихорадочный румянец, расцветший на щеках алыми маками. Я немедленно послал за доктором, а Анну отвел в ее бывшую комнату и приказал лечь в постель. По моему приказу комнату прибирали, словно ее хозяйка ненадолго вышла. Я все же надеялся на возвращение Анны. - Аня, я скоро приду. Я хочу, чтобы к моему возвращению ты лежала в кровати. – увидев испуг в ее взгляде, добавил, - Я не трону тебя, не бойся. Сколько я себя помнил, у Вари всегда был чудодейственный бальзам от всяческих порезов и ссадин. Вытребовав пузырек, я вернулся к Анне. Я постучал прежде чем войти, и дождался ответа из-за двери. Анна лежала в кровати, до подбородка натянув одеяло. - Скоро доктор приедет. – Я сел рядом с ней, делая вид, что не замечаю ее скованности. – Почему ты не сказала управляющему, что заболела? Анна промолчала, я только вздохнул. - Дай мне руку, - мой тон не терпел возражений, она осторожно выпростала одну руку из-под одеяла. Я стал осторожно втирать бальзам в поврежденную кожу. - Что вы делаете? – Анна изумленно смотрела на меня. - Хочу, чтобы твои ручки снова были нежными и мягкими. – так же бережно я нанес мазь на другую руку моего ангела. - Зачем? Все равно на скотном дворе да в прачечной опять загрубеют. - Туда ты больше не вернешься. – пообещал я, борясь с желанием поцеловать тонкие пальчики. - Чем я тогда буду заниматься? Развлекать вас? – в ее смехе не было радости. - Ты сначала поправься, потом решим. – я предпочел сейчас не обсуждать это. Нашу беседу прервал доктор Штерн. Он осмотрел Анну, потом отвел меня в сторону, чтобы она не слышала. - Мне очень жаль, Владимир Иванович, но я не могу обнадежить вас. Анна болеет уже не первый день, я опасаюсь ухудшения ее состояния, боюсь, что она слишком слаба, чтобы перенести болезнь. Я похолодел, представив себе жизнь без Анны. Нет, я не мог ее потерять. Ни за что! - Илья Петрович, я сделаю все, чтобы Анна выздоровела. Он улыбнулся одними глазами и откланялся, оставив обычные рекомендации, пить лекарства, отвары и полный покой. Пока мы разговаривали с доктором, Анна уснула. Пока готовили отвары и ездили за лекарствами, я бесцельно шатался по комнатам, не зная чем себя занять. Я никому не мог доверить ухаживать за моим ангелом, ее жизнь слишком много значила для меня. Наконец отвар настоялся, я взял кувшин и отнес его в комнату Анны. Она спала беспокойно, металась, пересохшие губы выговорили – Пить… Я поил ее с ложечки, как ребенка, она глотала не открывая глаз, дыхание со свистом вырывалось из груди, хрупкое тело сотрясал озноб. Я надеялся, что лекарства помогут, но и через несколько часов Анна металась в горячечном бреду, истощая свои и без того невеликие силы. Варвара принесла обтирание, чтобы хоть немного сбить жар, я с трудом дождался за дверью конца процедуры. Обтирание помогло, Анечка лежала спокойно, хотя дышала по-прежнему тяжело. Ночь прошла беспокойно, Анна то стонала, то затихала, открывая глаза, не узнавала меня. Когда она засыпала, я с тревогой прислушивался к слабому дыханию, не зная, что я буду делать, если оно окончательно затихнет. У ее постели я впервые в жизни молился истово и сумбурно, не заученными с детства молитвами, а просто просил, чтобы моя девочка выжила. Из-за своего эгоизма и глупой гордости я вот-вот потеряю ту единственную, в ком смысл моей никчемной жизни. Я хотел доказать себе, что она такая же, как все остальные, что я напрасно столько лет боролся с собой, но доказал лишь то, что жить незачем, если ее не будет. И теперь не мог простить себе упрямство и жестокость. Варвара уговаривала меня пойти поспать, но я не хотел отходить от моего ангела, словно мое присутствие что-то значило. Я находился рядом с ней почти все время, уходя только, когда Варвара приходила переодеть ее и обтереть. Я стоял на коленях возле ее кровати, касаясь ее руки кончиками пальцев, и просил не оставлять меня. К вечеру Анне стало хуже, она устала бороться и теперь тихо уходила. Я слышал, как стихает дыхание, чувствовал, как холодеют тонкие руки, ноготки посинели, кожа стала восково-прозрачной. Тогда я обнял ее и впервые после похорон мамы заплакал. - Анечка, не покидай меня. Я люблю тебя, слышишь, ты нужна мне… Анна… останься… - слова вперемешку с рыданиями рвались из груди. Я прижимался губами к ее щекам, глазам, губам, пытаясь хоть как-то удержать ускользавшую душу. Не знаю, сколько прошло времени, но отчетливо ощутил момент ее возвращения. Дыхание было слабым, но ровным, сердечко размеренно билось под моей дрожащей ладонью. Мой ангел остался со мной. Я выпустил Анну из объятий, поправил подушку и одеяло и положил голову на кровать. Меня разбудило легкое касание по голове, словно чье-то дыхание взъерошило волосы. Я поднял голову и встретился взглядом с Анной. Ее глаза осмысленно смотрели на меня, в них больше не было того лихорадочного блеска. Розовые губы шевельнулись, Анна хотела что-то сказать, но потом передумала. Вошедшая Варвара радостно заохала и побежала за едой. Поставив на столик поднос, заполненный разными вкусностями, она сурово посмотрела на меня и указала глазами на дверь. Я не стал упрямиться и пошел к себе. Отросшая щетина чесалась, нужно было привести себя в порядок. Я взглянул в зеркало, как только Анна не испугалась, увидев меня. Таким видом только детей пугать. Я вымылся и побрился, но глаза все еще выдавали усталость. «Пять минут.» - решил я, все равно Анна завтракает, а мое присутствие будет ее смущать. Я проснулся и рывком сел на кровати. «Анна!» - ворохнулось в груди. Пригладив волосы и надев сюртук, я пошел к ней. Дверь была приоткрыта, и до меня долетел обрывок разговора. Тихий голосок Анны печально произнес, - «… мне никто не нужен, кроме него.» Я не стал дальше слушать, отошел от двери. Ревность? Не знаю, что это было. Отдать ее другому? Разве это возможно? Я медленно спустился вниз, решив быстро перекусить на кухне. Мне положительно везло сегодня, я невольно подслушивал разговоры явно не предназначенные для моих ушей. Две горничные, убиравшие в гостиной, обсуждали болезнь Анны и мое поведение. - Барин то наш, сам не знает, чего хочет. Аньку сперва с глаз долой сослал, а как заболела - возился с ней, никого, кроме Вари не подпускал, все дела забросил. – голос Полины звучал ворчливо. - Анька – дура, могла бы барином крутить, как хочет, вон он как по ней сохнет, почернел весь, лица на нем нет. Почти сутки спит. – вторила ей товарка, кажется, Арина. - Анька правильная больно, честной хочет остаться. И что барин в ней нашел? - Да, барин наш ласковый, пока нравишься ему - подарки дарит, а потом замуж выдает, да не за последних мужиков. Вон, Малашка, за кузнеца выскочила. Еще бы, с таким приданым. Да не тяжела к тому же. - Не понять нам господ этих. Я топнул посильнее, чтобы заставить их замолчать. - Доброго утречка, барин, - пропели обе самыми милыми голосками. - Нас стол соберите. – велел я, злясь, что Анна стала предметом обсуждения дворовых. «А если со мной что-нибудь случится? Что будет с Анной? Безответственный мальчишка, вот ты кто, Корф.» Решение пришло спонтанно, но, похоже, оно было самым верным. Я прошел в кабинет и выписал вольную моему ангелу. Сам поехал в управу, чтобы заверить документ, к тому же мне нужно было поговорить с поверенным. Я вернулся часа через полтора, завтракать не стал, сразу пошел наверх. Анна дремала, утонув в подушках, мой приход заставил ее открыть глаза. - Как ты себя чувствуешь? – я присел на краешек кровати и поцеловал маленькую ручку. - Спасибо, хорошо. – она позволила мне держать себя за руку. Бальзам был очень хорош, кожа снова стала мягкой, остались только несколько особо глубоких трещинок. Я зачерпнул прохладную мазь и повторил втирание. - Анечка, я хочу тебе кое-что отдать. – я протянул ей бумагу. Она несмело взяла, пробежала глазами и обессилено уронила руки на кровать. - Зачем? - Разве ты не хочешь стать свободной? – удивился я. Ее печаль была мне непонятна. - Позвольте мне остаться в поместье, отправьте куда угодно, только не прогоняйте. - в глазах было столько муки, что я растерялся. - Почему ты отказываешься? Я не понимаю. - Я… не хочу… я боюсь... Иван Иванович как-то брал меня с собой в Петербург, я видела, как живут свободные. Некоторые живут хуже, чем последние дворовые. Иван Иванович был добр ко мне, взял в дом, обучил грамоте, я была нужна ему, когда он болел. Здесь мой дом, здесь я знаю свое место, одета, обута, накормлена, есть крыша над головой. Вы барин добрый, управляющий опасается сильно наказывать, только за серьезные проступки, да и то больше для острастки. Не прогоняйте меня, барин… - Анна протянула мне свою вольную. - Анечка, милая, я не прогоняю тебя. Я назначил тебе содержание, ты сможешь жить как хочешь и где хочешь, хоть в столице. Либо в особняке, либо я сниму тебе дом. Маленькая, тебя теперь никто не посмеет обидеть. – я отложил бумагу на столик, поцеловал дрожащие ладошки. - Что я буду делать в столице? Я никого там не знаю. Я пожал плечами, - А чем бы тебе хотелось заниматься? - Я не знаю. – Анна закусила губу. – Все, что я умею - нужно в деревне, а не в городе. Грамотных там и без меня много. Ее доводы меня не убедили. Вспомнив обрывок разговора, я задал наводящий вопрос. - Может быть ты любишь кого-то? – я решил проявить благородство. – Если он крепостной, я дам вольную и ему тоже, выйдешь замуж за любимого. Анна покачала головой. - Он не крепостной. – с тоской выговорила она. – Не быть нам вместе никогда, я не ровня ему. Я едва удержал на лице спокойное выражение, хотелось застонать от разочарования, все же Анна влюблена. Но кто он, тот, кто похитил ее сердечко? - Аня, я уверен, что если он любит тебя, то ничто не помешает вам быть вместе. – я старался говорить как можно искреннее, хотя внутри все переворачивалось от мысли, что мне придется отдать мою девочку другому мужчине. Она только усмехнулась. Больше мы к этой теме не возвращались. Как-то само собой решилось, что Анна уедет, как только достаточно окрепнет. Доктор пока не позволял ей вставать, настаивая на строгом постельном режиме. Он предупредил меня, что рецидив Анна не перенесет. Чтобы моя девочка не скучала, я развлекал ее, как мог. Мы много разговаривали, обсуждали книжные новинки, читали по ролям пьесы, Анна смеялась над моими пафосными речами, а я был счастлив. Вызвать улыбку, а тем более смех любимой, что может быть лучше. Когда доктор разрешил ей ненадолго вставать, Анна тут же соскочила с кровати. Я укоризненно покачал головой, и попросил одеваться теплее. Вечером я не нашел моего ангела в ее комнате, под моим тяжелым взглядом горничная созналась, что видела, как Анна пошла в баню. От сердца немного отлегло. Пока Анны не было, комнату проветрили и перестелили постель. Я дождался ее возвращения и искоса посмотрел на девушку. - Почему ты мне не сказала? - А вы бы позволили? – вопросом на вопрос ответила красавица. - Нет. – улыбнулся я. - Мне кажется, я такая чистая, как новая. – наивно поделилась она. Анна распустила влажные волосы, и я поспешил уйти. Желание снова закипело в крови. Пока мой ангел был болен, я даже не помышлял о близости с ней, но сейчас… Я смотрел в окно, как порхает и кружится снег. Скоро моя девочка уедет, и что я буду делать? Как я буду без нее? Я застонал и прислонился лбом к холодному стеклу. Нужно было признаться, но я боялся ее отказа, недоумения и обиды в серых глазах. «Ангел мой…» - я не услышал, как отворилась дверь. Легких шагов я тоже не услышал, очнулся, лишь уловив движение краем глаза. Анна стояла в шаге от меня, прекрасная, как ангел. Белая полотняная сорочка подчеркивала ее невинность, делая ее еще желаннее.. - Что-то случилось? – севшим от волнения голосом спросил я. Анна покусывала губы, стискивала кулаки, словно собиралась сказать или сделать что-то такое, на что потребуется вся ее смелость. Я не мог отвести глаз от моей красавицы, скользил взглядом по ее напряженной фигурке, по мягким шелковым локонам, по прелестному личику, по нервным рукам, по босым ножкам. Босым!? Я тут же поднял ее на руки. - Ты почему босиком? – строго спросил я, усаживая Анну на кровать и накрывая одеялом. - Я… - она потупилась, губы задрожали. - Анечка, дорогая, я не хочу, чтобы ты снова заболела. – словами я пытался остановить слезы. - Владимир… - тихо произнесла она, беря меня за руку. От счастья я онемел, до этого Анна либо по старой привычке звала меня барином, либо вообще никак. Я боялся поверить, что правильно догадался зачем она пришла ко мне. Я прижался щекой к тонким пальчикам, сползая с кровати. Желание обладать моим ангелом смешивалось со страхом сделать что-нибудь не то, испугать, оттолкнуть мою девочку. - Аня, если это благодарность, то не стоит. – мне было этого слишком мало. - Это не благодарность – я едва разобрал ее ответ, потом ее голосок стал тверже. – Я знаю, что вовсе не ровня тебе, но хоть на одну ночь я хочу быть счастливой. Я хочу быть с тем, кого люблю, хотя бы одну ночь. Она погладила меня по щеке. - Но, Аня, я… - Т-с-с-с… - мягкая ладошка накрыла мой рот. - Не хотела быть игрушкой, очередным развлечением, а сейчас я сама так решила. Хоть мне невыносимо расставание с тобой, но раз ты настаиваешь на моем отъезде, то у меня останутся хотя бы воспоминания. Володя… Я был пьян от внезапно свалившегося на меня счастья. Моя девочка любит меня! Анна даже в детстве редко называла меня так, предпочитая взрослое – Владимир. Как во сне я слушал ее признание. - Я пыталась убежать от себя, забыть о тебе, не думать. Радовалась, когда меня отослали на скотный двор, куда угодно, лишь бы подальше от тебя. Я знала, что ты не спрашиваешь обо мне, дворне то доподлинно известно. Девушки смеялись, что теперь барин и вовсе мной не заинтересуется, а мне отрадно. Боялась, если позовешь, не сдержусь, отвечу и греха не убоюсь. Ее пальчики скользили по моему лицу. - Красивый ты, я видела. И не хотела, а смотрела. Как волк – поджарый, сильный и рычишь так же… Я заставил ее замолчать старым проверенным способом – запечатав ей ротик поцелуем. Бог весть, с кем она меня видела, тогда я был совсем другим. Я изменился, поняв, что могу потерять ее. Я пил ее нежность и не мог оторваться. Анечка пыталась отвечать, чем еще больше распаляла меня. Мои ладони скользнули по хрупким плечам и остановились на упругой груди. Бог мой, я не смел продолжать. Потом моей девочке будет стыдно за этот грех, и я опять стану причиной страданий моего ангела. Я легко коснулся желанных губ, поднялся на локте и уперся свободной рукой в кровать, спасаясь от искушения. Анна разочарованно отвернулась. - Ты не хочешь… - Я хочу… Анечка… хочу тебя себе навсегда… в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас. Я люблю тебя, Анечка, ангел мой. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Она смотрела на меня, приоткрыв ротик. - Скажи, да. – шепнул я, наклоняясь ниже. - Да, - ответили сладкие губы и дрогнули под моим поцелуем. Мы обвенчались на Красную Горку. Дни до свадьбы прошли, словно в хмельном бреду, я был безумно счастлив, не желая слушать робких возражений моего одумавшегося ангела, что она мне не пара, поцелуями заглушая все правильные слова. - Мне никто не нужен, кроме тебя, любовь моя. Не думай, что я откажусь от тебя из-за предрассудков и сплетен. Ты и больше никто. – убеждал я ее накануне свадьбы. Анечка счастливо улыбнулась и обняла меня. Как положено, я внес молодую жену в дом на руках. - Ты слышала, что сказал священник, да убоится жена мужа своего. – шутливо произнес я целуя моего ангела в щеку. - А тебе велено меня любить, - не замедлила она с ответом. - Чем я и собираюсь заниматься всю оставшуюся жизнь. – жаркий поцелуй в губы подтвердил серьезность моих намерений. - Я вовсе не боюсь тебя. – Анна лукаво улыбнулась, когда я ненадолго отпустил ее губы. В спальне мой кроткий ангел стыдливо опустила голову. - Не бойся, Анечка. – я аккуратно распустил ее волосы, удерживаемые шпильками и заколками. Теперь я имел полное право гладить их, целовать, накручивать на палец. Теперь Анна была моей. Я не спешил, ослабив шнуровку корсета, чуть приспустил платье с точеных плеч. Анна запрокинула голову, открываясь моим губам. Я проводил кончиками пальцев по шелковой коже, целуя нежную шейку, хрупкие ключицы, изящные ручки моей девочки. Мои ноги дрожали и подгибались, я усадил Анну на кровать, сам опустился на колени. Спустив платье еще ниже, прижался щекой к высокой груди, от моего дыхания сосок сжался и манил прикоснуться губами. Анечка застонала, когда я обвел его языком. Ее руки обхватили мои плечи, она льнула ко мне, сводя меня с ума. - Володя… - тихий вздох моей девочки сладким трепетом отозвался внутри. Я не мог налюбоваться, насытиться, целуя нежные грудки, поглаживая и осторожно сжимая их. Анна прижимала мою голову к себе, тихо постанывая от наслаждения. - Анечка, любимая… - я вновь потянулся к ее губам. Теплый ротик открылся, впуская мой язык, мягкий язычок погладил его и отдернулся, испугавшись собственной смелости. Я изумленно заглянул в туманные озера глаз моей девочки и снова припал к ее губам. Теперь она была смелее, губки отчаянно боролись за свободу, ускользая от моего жадного рта, но стоило их отпустить, как они тут же возвращались обратно. При всей своей невинности, Анечка поразила меня бездной открывшейся в ней страстности. Мой галстук ненужной тряпочкой валялся на полу рядом с фраком и жилетом, маленькие ладошки исследовали мое тело под расстегнутой рубашкой, доводя меня до сумасшествия, но даже в пылу страсти я старался быть бережным и не спешить. Я освободил маленькие ножки от туфелек, погладил стройные лодыжки, затянутые в шелковые чулки, колени, бедра и медленно потянул вниз отделанные кружевом панталоны. Я был готов прямо сейчас овладеть моим ангелом, опрокинуть ее на спину, прижать к кровати и вонзиться в нежную ждущую глубину, становясь с ней одним целым, но я не мог быть таким бесцеремонным с моей девочкой. - Володя… - нежный стон немного отрезвил меня, я поцеловал круглое колено, смиряя свой огонь, приподнял мою девочку, снимая с нее платье. Вид кружевных подвязок лишил меня способности мыслить здраво, чулки с прелестных ножек я снимал, удерживаясь на самой грани рассудка. Теперь Анна лежала передо мной полностью обнаженная, прекрасная, совершенная. Я погладил нежный животик, скользнул рукой ниже до тонких светлых волосков. Желание обладать моим ангелом стало почти невыносимым, я торопливо скинул ненужную больше рубашку и брюки. Анна коротко вздохнула, словно готовилась к чему-то страшному. - Девочка моя… - успокаивающе прошептал я, ложась рядом. - Володя, я люблю тебя, - Анечка обняла меня за шею, потянулась к губам, прижимаясь ко мне всем телом. Целуя ее, я как-то само собой оказался сверху, бедра моей девочки послушно раздвинулись, и моя твердая плоть замерла у входа в самое заветное местечко ее тела. - Анечка, - выдохнул я, устремляясь внутрь. Она вздрогнула подо мной, застонав едва слышно. - Анечка… - повторил я, не двигаясь, поцелуями пытаясь успокоить неровное дыхание. – Прости меня, мой ангел… - я обнял ее, подложив руки ей под спинку. Я знал, что боль скоро утихнет, нужно еще немного подождать. - Аня… самая красивая моя девочка… единственная моя любовь… сладкая моя… милая… желанная… - горячо шептал я, целуя нежные губки, едва заметно двигаясь в ней. Ее горячая теснота сводила меня с ума, я не мог быть вовсе неподвижным. - Я не буду долго мучить тебя, - мягко качнувшись, пообещал я, стараясь не причинить новой боли моей малышке, но серые глаза блаженно прикрылись, она шевельнулась подо мной. - Володенька… ах! – острые ноготки впились в мои плечи. – Любимый мой… любимый… не оставляй меня… не останавливайся… Аня сладко стонала, приподнимаясь навстречу моим движениям, а я был счастлив, что моему ангелу хорошо со мной. Мы взлетели в голубое небо и превратились в пушистые облака, пролились на землю гулким ливнем, веселыми зайчиками солнечных лучей отразились от глянцевых луж, проросли молодой зеленой травой, распустились ясными глазками первых цветов и все время были рядом, упиваясь счастьем. Сейчас я считаю себя самым счастливым человеком на земле, у меня есть все, ради чего стоит жить: обожаемая жена, сын и дочь. Сегодня ночью Анечка снова попросила меня быть осторожнее, через несколько месяцев она обещает подарить мне еще ребенка. Спасибо тебе за все, мой ангел! Конец. |